– Это весьма интересное предложение, – задумчиво сказал мой собеседник и спросил: – А к кому я должен буду там обратиться?
– К канцлеру Югороссии сэру Алексу Тамбовцеву, – ответил я, – ну а уже он решит – где лучше применить все ваши способности и таланты. Константинополь – это новый центр мира, и вам обязательно найдется там место, которое вы заслуживаете.
Мой собеседник какое-то время молча разглядывал меня, словно увидел в первый раз.
– Да, Сэм, – наконец сказал он, – похоже, что вы действительно высоко летаете. Пишите ваше письмо, и можете считать, что я уже согласился.
И вот, наконец, все лондонские дела остались позади. Сегодня утром извозчик доставил меня до вокзала на Ливерпуль-стрит, где я и сел на вполне комфортабельный по американским меркам поезд, который и умчал меня в Оксфорд. У западной границы Лондона смог вдруг расступился, и засияло солнце на синем-синем небе. Я посчитал это хорошей приметой. А в Оксфорде на вокзале меня встретил высокий человек, весьма экстравагантно одетый в разноцветные одежды.
– Мистер Клеменс? – вежливо осведомился он. – Меня зовут Оскар Уайлд. Мой друг Джонас написал мне о вашем прибытии. В Магдален-Колледже уже ждут вас на обед. А потом вы встретитесь со своими почитателями, не только из Магдален, но и из других оксфордских колледжей.
– А откуда вы знаете Джонаса? – поинтересовался я.
– Он вам разве ничего не рассказал? – переспросил мистер Уайлд. – Ну, прежде, когда учился в Тринити, я в некоторой мере был боксером и имел честь лично своротить нос этому достопочтенному джентльмену. Так мы и подружились с ним. Кстати, я вам дам рекомендательные письма к моим знакомым в Дублине. Знаете ли, мы, ирландцы, намного более читающий народ, чем эти англичане. И смею вас заверить, что с вас там будут пылинки сдувать. Да, Ирландия – прекрасная, сказочная страна… И я это говорю не только потому, что она – моя родина.
– А зачем вы тогда приехали в Англию? – спросил я.
Мистер Уайлд усмехнулся:
– Скажите, а где я еще найду столь большое количество забавных типажей для моих сочинений? Знаете, я в некоторой мере тоже писатель, хотя, конечно, не вашего уровня. Мистер Клеменс…
– Сэм, – поправил я его.
– Тогда и вы зовите меня просто Оскар, – кивнул он в ответ. – Так вот, Сэм, должен сразу вас предупредить – еда у нас в Оксфорде не лучше, чем в среднем по Англии. Да и вообще, чтобы хорошо есть в Англии, нужно завтракать три раза в день…
Я не стал ему говорить, что мне и английские завтраки, с их недожаренным беконом, овсянкой и шпротами, тоже не особо нравятся. В готической столовой колледжа мне довелось сидеть вместе с ректором и профессорами. Хотя профессоров кормили намного лучше, чем Оскара и других студентов, насчет еды Оскар, увы, попал в точку. И только дорогой портвейн хоть немного помог мне прожевать и съесть жесткую и безвкусную говядину и разваренные до состояния каучука овощи.
А вот последующая встреча со студентами оказалась довольно приятной. Моего впечатления не испортило даже то, что ректор, представляя меня, начал с того, что сказал: «…мы все знаем, что английская литература – лучшая в мире, но и в других странах иногда бывают авторы, которых тоже иногда стоит почитать. Это такие, как наш гость мистер Марк Твен из наших бывших колоний». «Ну, точно, – подумал я, – надутый сноб».
Во время встречи мне пришлось подписать около двух дюжин книг и ответить на все заданные мне вопросы, которые хотя бы частично имели отношение к написанным мной книгам.
После той встречи с читателями Оскар и несколько его друзей отвели меня в местный паб и хорошенько напоили английским пивом. Должен сказать, что оно как раз оказалось намного лучше, чем то, что я про него слышал. И когда я спросил у Оскара, что именно он написал, тот только покраснел.
– Вообще-то я пишу юмористические рассказы и зарисовки, – смущенно сказал он. – Но это так, малоинтересно. Давайте я вам лучше прочитаю поэму про Равенну, которую я написал этой весной в Италии.
И он начал читать свою поэму. Да, подумал я, молодой человек не без таланта. Особенно запомнились последние строчки:
Прощай! Прощай! Луна тебя хранит,
Стремя часы полуночи – в зенит
И серебря покой в стране могил,
Где Данте спит, где Байрон жить любил.
Пригласив молодого человека погостить у меня в Коннектикуте – тогда я даже не мог представить, что в ближайшем будущем я окажусь в совершенно другом месте, – я отправился на вокзал, где, распрощавшись с Оскаром и его друзьями, расположился в относительно удобном купе первого класса английского ночного поезда. Завтра я уже буду в Ливерпуле, а послезавтра – в Дублине.
14 (2) декабря 1877 года. Петербург. Район Новой Деревни. Российский Императорский институт микробиологии
Получив письмо Ильи Мечникова с приглашением приехать в Петербург и работать во вновь образованном Императорском институте микробиологии, переправленное в Страсбург с дипломатической почтой, Луи Пастер на некоторое время впал в мучительные раздумья. Вопрос стоял так – ехать ли ему в этот далекий северный город, или выбросить письмо в мусорную корзину и навсегда забыть об этом странном предложении. Что может быть невероятнее, чем Институт микробиологии в стране, где, как ему рассказывали, живут северные варвары, да еще и учрежденный не на средства доброхотов и меценатов, а за счет государственной казны?
Главной же причиной одолевших Луи Пастера колебаний, как ни странно, был заключенный недавно Русско-германский альянс, направленный против его любимой Франции. Да-да, великий французский ученый был страстным патриотом своей страны, но при этом не менее страстным германофобом. Пришедшую из Германии корреспонденцию он, не читая, бросал в камин. Причиной тому – отгремевшая несколько лет назад Франко-прусская война, в которой империя Наполеона III потерпела сокрушительное поражение. Франция, до того претендовавшая на роль ведущей державы Европы, в одночасье скатилась в число второстепенных государств. Обида и унижение – вот что чувствовали почти все французы после той войны, испытав позор поражения и тяжесть прусской оккупации. Луи Пастер испытывал такие же чувства, как и его сограждане.
Он уже совсем было собрался бросить в камин это проклятое письмо, но вовремя остановился. Да-с, остановился, не поднялась рука! Уж больно любопытные и спорные на первый взгляд сведения тонкими намеками были изложены в том письме. Ученый в Луи Пастере все-таки победил патриота. Научное любопытство способно довести настоящего ученого не только до Петербурга, но и до Северного полюса или дна Мирового океана. Были уже в истории прецеденты, не без того.
При этом Пастер понимал, что ехать ему в Россию придется, скорее всего, через территорию ненавистной ему Германии, ибо окольные морские пути из Гавра через Данию, или из Марселя через Константинополь, были более длинными и требовали значительно большего времени. А время было дорого, ибо отпуск без содержания, на который он мог рассчитывать в Страсбургском университете, был весьма краткосрочным. Принять же решение о том, соглашаться или нет на предложение своего русского коллеги, месье Пастер собрался уже на месте, в зависимости от того, какие условия будут ему предложены для его работы.
