– Вы к сэру Лаури? – переспросил он. – Его дом в двух шагах от моста, у самой реки. Дойдете за десять-пятнадцать минут. Или все же подождете извозчика?
– Да нет, прогуляюсь, – сказал я, – вот какая хорошая погода, жаль, уже скоро стемнеет…
Через пять минут я уже был на мосту. Там, как и вчера, стояли солдаты в красных мундирах. И когда я хотел пройти, меня остановил офицер.
– Ты кто такой? – спросил он.
– Это что за вопрос? – удивился я.
– Я тебя спросил, ирландская ты морда, – рявкнул офицер, – кто ты такой и что здесь делаешь?
– Я не ирландец, – ответил я, – а американский путешественник.
– Так я тебе и поверил, – с издевкой сказал офицер, – берет ирландский, костюм ирландский, по-английски говорить правильно не умеешь… А ну покажи документ!
Документа у меня с собой, увы, не было – оставил в гостинице, о чем я и сказал этому офицеру.
– И куда же ты направляешься? – снова спросил офицер.
– К сэру Лаури, – ответил я.
– Вчера тут тоже один утверждал, что идет от мэра. Эй, ты, как там тебя? – и он показал рукой на одного из солдат. – А ну посмотри, что у него в мешке.
Я попытался сказать, что они не имеют права, когда солдат ударил меня по лицу и выхватил мешок. Было больно, но главное, это было настолько дико, что я опешил – и это та самая страна, которая учит других цивилизации… А солдат начал перечислять:
– Бутылка с надписью на непонятном языке… Сигары какие-то.
– Потом отдашь мне. И бутылку, и сигары.
Тут я не выдержал:
– Да какое вы имеете право?
И получил удар под дых от второго солдата – быстро и профессионально.
А первый солдат продолжал:
– …да, и еще нож. Футом длиной, не меньше.
– Так вот зачем ты шел к сэру Лаури, сволочь ирландская! – заорал офицер и тоже ударил меня по лицу – к счастью, намного слабее, чем тот, первый солдат. – Вот сволочь, теперь у меня весь рукав в твоей крови!
Я с трудом достал из кармана приглашение и показал его офицеру. Тот немедленно сбавил обороты, прочитав: «Сэр Огастас Лаури будет очень рад, если сэр Сэмюэл Клеменс сочтет возможным почтить его своим присутствием на рождественском обеде 25 декабря 1877 года в четыре часа».
– Слушай, ты, – сказал офицер одному из своих солдат, – сбегай к сэру Лаури и узнай, что это за птица. Вдруг эта морда ирландская украла это письмо у этого, как там его, Клеменса, а, может быть, это и в самом деле тот Клеменс. Ты и ты, отведите пока этого типа Клеменса в казарму, пусть посидит со всеми.
– К Кличу? – спросил солдат.
– Нет, идиот, – заорал офицер, – может, это и правда друг сэра Лаури. И возьми мешок, только чтобы ничего из него не пропало. Нам не хватало еще проблем с графом Коркским, сэр Лаури его кузен. И не трогай пока больше этого, – офицер показал на меня.
– Пошли, – сказал солдат и толкнул меня в спину.
«Интересно же у них здесь не трогают», – подумал я.
Полчаса спустя, казармы
Во дворе казармы лежали с десяток тел – пара из них еще шевелилось, но большинство уже лежали без движения. Мы вошли в узкий коридор и прошли мимо двух или трех дверей, из-за которых слышались отчаянные крики. Наконец меня втолкнули в тесную камеру, в которой уже практически не было места для новых «постояльцев». Вокруг меня были мужчины и женщины с окровавленными лицами, в порванной одежде. Руки некоторых были на перевязи, сделанной из полосок одежды. У многих женщин была кровь на юбках в том месте, где находится промежность. А в углу какой-то низенький человек со свороченным носом подвязывал очередную сломанную руку. Присмотревшись, я узнал дока Майкла, моего позавчерашнего собутыльника.
– И вы здесь, наш американский друг? – с невеселой усмешкой сказал он. – Знаете, я никогда бы не подумал, что такое возможно здесь, в Корке.
– А что случилось? – спросил я.
– То есть как это что? – сказал доктор. – Еще вчера солдаты начали хватать на улицах Корка всех без разбору. Другие поджигали бедные кварталы, чтобы выкурить обитателей. Там, где места были чуть побогаче, они просто ломали двери и хватали всех обитателей – мужчин, женщин и детей. Меня вот схватили по пути к пациенту. Мужчин избивали, многих убили, мальчиков тоже, женщин и девочек часто насиловали. Я вот тут делаю все, что могу для тех, кого они искалечили…
– Женщин насиловали? – я не поверил своим ушам.
– Ты помнишь Лиама? – он показал мне человека с выбитыми зубами, рукой на перевязи и забинтованными пальцами на другой руке. Я с огромным трудом узнал в нем ученика мебельщика, который мне еще недавно говорил о том, что ирландцам нужно попытаться стать англичанами. – С ним была его невеста. Над ней надругались трое. Здесь я не смогу ее осмотреть, но, судя по кровотечению, у нее все там порвано, и не только у нее. У многих женщин здесь схожая история, будь ей семнадцать лет, как Ребекке, или пятьдесят шесть, как миссис Коркоран. Когда я отсюда выйду, если, конечно, я отсюда выйду, то я сделаю для них для них все, что смогу.
– Но почему? – не понял я. – За что?
– Они у всех спрашивают про какой-то мятеж. Но никакого мятежа здесь не было. Люди готовились к Рождеству, все было тихо и мирно. А теперь…
Я не верил своим ушам – но глаза подтверждали, что все это на самом деле так. И тут к нам втолкнули еще одного несчастного.
– Тимми! – закричал Лиам и попытался протиснуться к нему.
Тот вдруг захрипел и упал – точнее, осел на пол, потому что упасть в битком набитой камере было сложно – и через пару минут испустил дух, несмотря на все усилия Майкла. Майкл перекрестил его и быстро прочитал молитву, после чего его оттащили в угол, где, как я теперь заметил, были еще три или четыре неподвижных тела.
Меня вдруг осенило – я подумал, что если есть ад, то он здесь, в Корке. А черти в нем – английские солдаты, которые убивают, калечат, насилуют, сжигают… И все под громогласные крики о своей исключительности и цивилизованности. Впрочем, и в Америке именно они, да и мы, их потомки, так же уничтожали индейцев, а когда их не оставалось, то и друг друга.
Открылась дверь и кто-то крикнул:
– Мистер Клеменс, выходите!
Я не шелохнулся.
– Мистер Клеменс, произошло недоразумение! – продолжал кричать солдат. – Выходите, пожалуйста! Вас просит зайти генерал Харман!
Лиам шепнул мне:
– Сэм, идите и расскажите потом про все, что вы здесь видели. Пусть весь мир узнает о том, что произошло в Корке.
Я поклонился ему, его Ребекке, Майклу и всем остальным несчастным, шепнув:
– Я сделаю все, что смогу, люди! Да хранит вас Господь!
Сказав это, я вышел из камеры. Меня, на этот раз весьма почтительно, повели по коридору.
