Такая вот «веселая» жизнь предстоит и Ане. Только я об этом ей не скажу пока ни слова. Не буду огорчать в такой радостный момент ее жизни. Она женщина умная и все потом поймет, если уже не поняла. Я вспомнил, какими глазами она смотрела на меня, когда я как-то разоткровенничался и начал ей рассказывать об одной своей командировке. Тут же я заткнулся и стал целовать ее щеки, соленые от слез.
Но не будем о печальном. Как кошмар пролетела неделя подготовки к свадьбе. Парадный мундир у меня был уже построен, я нацепил на него все свои награды, немного пожалев о тех, из прошлого, которые остались у меня дома в двадцать первом веке.
Но и без того у меня было на что поглядеть. Некоторые гвардейские офицеры из свиты императора, которые поначалу косились на меня как на плебея, затесавшегося в их стройные ряды, увидев меня при полном параде, прикусили свои язычки и больше не говорили мне разные колкости. К тому же кое-кто из них имел возможность присутствовать в тире во время показательных стрельб из пистолета, которые я провел по просьбе императора, и настолько впечатлился от всего увиденного, что желающих дерзить мне изрядно поубавилось.
В Казанском соборе на нашем венчании пел хор певчих из Александро-Невской лавры, а службу вел сам митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский и Финляндский Исидор. Это был почтенный старец с немного дребезжащим, но еще сильным голосом и строгим взглядом. Он совершал обряд венчания строго, так что Аня, и без того впавшая от волнения в ступор, чуть было не грохнулась в обморок. Она вдруг стала путать русские слова, хотя уже неплохо говорила по-русски, и стоящая за ее спиной с венцом в руках великая княгиня Мария Александровна шепотом по-английски подсказывала Ане – что она должна произнести в тот или иной момент.
Скажу честно, несмотря на то что мне за мою, прямо скажем, довольно не скучную службу пришлось побывать во многих переплетах, чувствовал я себя тоже весьма неуютно. И когда, после того как венчание закончилось, я под руку с Аней вышел из собора на свежий морозный воздух, то почувствовал, что по моему лицу и спине течет ручьями пот. Кто-то набросил на мои плечи шинель, на Аню, тоже раскрасневшуюся от полноты чувств, мягкую соболью шубу.
На Невском нас уже ждали нарядные экипажи дворцового ведомства, на которых мы за считанные минуты домчались до Аничкова дворца.
– Видишь, Аня, – шепнул я в румяное ушко своей, теперь уже законной супруге, – даже этот прекрасный дворец и мост с замечательными скульптурами назвали в честь тебя.
Но она только со второго раза поняла мою шутку и звонко рассмеялась.
В Аничковом дворце в Большой столовой были уже накрыты столы. Мы с Аней уселись на предназначенные нам места, но наши посаженые родители сели не, как я ожидал – рядом с нами, а чуть подальше, оставив свободным стул справа от нас. Видимо, великая княгиня и граф Игнатьев уже были осведомлены о том, кто будет сидеть рядом с новобрачными.
И действительно, буквально через несколько минут после того, как все гости расселись по местам, в Большую столовую вошел сам император Александр III, что называется, собственной персоной. Гости дружно поднялись, чтобы приветствовать самодержца, но Александр Александрович жестом велел им сесть и, подойдя к нам, сел на жалобно скрипнувший под его телом стул справа от меня.
– Ну, что, Николай, – лукаво улыбнувшись, сказал он, – ты у нас, как Иван-царевич, сходил за три моря, нашел там красавицу-девицу и привез ее в свое Отечество. И, как положено во всех русских сказках, все закончилось свадебкой и честным пирком. Поздравляю тебя и Анну с радостным для вас событием. Подарок от нас вам будет чуть позже, а пока…
И император обнял меня, прижав к своей могучей груди. А потом он галантно коснулся своей заросшей густой мужицкой бородой щекой раскрасневшейся от волнения щеки Ани. В столовой раздался гул – многие из приглашенных не ожидали, что свадьбу штабс-капитана, пусть даже из окружения императора, посетит сам самодержец и окажет такое горячее благоволение новобрачным.
Далее началось веселье, тосты и обязательное русское «горько!». Аня, уже знавшая про этот наш национальный обычай, все же немного стеснялась при всех целоваться, пусть даже и с мужем. Но потом, когда напряжение у нее немного спало, ей это дело даже понравилось, и она стала с удовольствием подставлять мне свои прелестные губки.
Приглашенных на нашу свадьбу было не так уж много по здешним меркам – всего человек тридцать. В основном это были мои сослуживцы и представители питерского бомонда. Они произносили здравицы в наш адрес и оживленно судачили, обсуждая сегодняшнее торжество.
Но как далеко им было до моих земляков из Иристона. Какие бы они тосты произносили, какие пироги стояли бы на столе! Мне вдруг очень захотелось съездить с Аней в свадебное путешествие в наши края. И пусть там все совсем не так, как было в моем времени, но моя любимая земля, которую я покинул так давно и появлялся в доме у родителей, дай бог, раз в пять лет, показалась мне самой прекрасной на свете.
Я тяжело вздохнул. Этот вздох заметил сидевший рядом со мной император. Он нагнулся ко мне и поинтересовался – какие заботы меня гнетут в столь радостный для меня момент?
– Ваше величество, – шепнул я ему, – не знаю, что вы хотите мне подарить, но лучшим «царским» подарком для меня было бы разрешение совершить свадебное путешествие во Владикавказ. Птицу тянет в те края, где ее гнездо, человека – где его дом. Я родился в тех краях, и мне очень хотелось бы посетить их вновь и показать мою малую родину своей супруге.
– Хорошо, Николай, – улыбнувшись, сказал император, – пусть будет по-твоему. Но все равно – подарок за мной. А пока… – он встал со стула и басом прогремел на всю Большую столовую, заглушив звяканье столовых приборов и шум голосов: – Горько!
Мы с Аней встали и крепко-крепко поцеловались…
25 (13) января 1878 года. На борту парохода «Саратога»
Оливия Айона Луиза Лангдон Клеменс, жена писателя
Вчера вечером, в Хартфорде, мы еле добрались до поезда – падал снег, завывал холодный январский ветер и было реально холодно – около нуля по Фаренгейту
[6]. Я в последний раз посмотрела на дом, который мы построили четыре года назад и который столько лет служил нам и нашим доченькам жильем. Всего пять лет назад я проектировала наш дом вместе с местным архитектором, доводя того до белого каления своей дотошностью и своей требовательностью. Но когда дом был наконец построен, архитектор шепнул мне, что именно благодаря моему вмешательству у него получился шедевр, которого ему, увы, уже никогда не удастся повторить.
Особняк мы продали необычайно легко. Когда народ узнал, что этот дом принадлежит самому Марку Твену, к нашему маклеру выстроилась очередь из покупателей, которые в течение недели взвинтили цену так, что, когда мы наконец согласились на одно из предложений, то – даже с учетом комиссионных агенту – получили за дом вдвое больше начальной цены. Причем таинственный покупатель, имени которого мы так и не узнали, согласился взять оптом всю мебель и оставить у себя всех слуг, с которыми мы передали ключи от дома. Деньги он нам отправил через агента уже вчера утром, что явилось для нас приятной неожиданностью.
