– Я лишь хочу найти выход из тупика, в который сам себя загнал. Хочу, чтобы ты простила меня.
Лера подумала, что тоже оказалась в такой же западне.
– А я хочу уйти, – против воли призналась она. – Но не могу. Уже не получается.
Отец легонько отстранил ее от себя, погладил по щеке, посмотрел в глаза. Ледяной ветер закручивался в крутые спирали – все быстрее, быстрее…
– Сделай то, что должна, дочь. И я тоже сделаю то, что должен. Нам обоим больше нельзя ошибиться.
Отец поцеловал ее в висок, и она качнулась к нему навстречу. Но он, вместо того чтобы снова обнять Леру, привлечь к себе, вдруг изо всех сил оттолкнул ее в сторону, а сам бросился к черной пропасти.
Не понимая, что происходит, она вскрикнула и упала, беспомощно глядя, как он, преодолевая вихревые потоки, движется к бездне.
* * *
Отец зачем-то толкнул девушку – причем с такой силой, что она не удержалась на ногах и упала прямо на Юрия. Оцепенение, в которое он погрузился, растаяло. Стеклянный кокон разбился, и мужчина оказался на свободе.
Михаил Сергеевич тем временем рванулся к окну. Сорвав с петель штору, дернул на себя стеклянную дверь и выскочил на балкон. Не теряя ни секунды, запер дверь за собой, повернув ручку, и начал открывать одно из огромных балконных окон.
– Что он… – начал было Юрий.
– Останови его! – закричала она, бросаясь вслед за отцом к окну. Затрясла ручку – бесполезно. – Он заперся! Надо что-то делать!
Отец уже открыл окно. Не оборачиваясь, наверное, боясь растерять решимость. Створка отошла в сторону. Перила были невысокие – человеку его роста достаточно лишь перешагнуть. И он занес ногу.
Юрий среагировал мгновенно: схватил стул за спинку, оттолкнул девушку в сторону.
– Берегись! Не подходи! – крикнул он и со всего маха саданул стулом по стеклу.
Раздался звон, стекло треснуло и осыпалось градом осколков. Юрий прикрыл лицо, отскочил в сторону. Услышав шум, Михаил Сергеевич обернулся.
Лера оказалась на балконе раньше Юрия. Не думая, что может пораниться о торчащие, как острые зубы, края, она рванулась к отцу, обхватила руками, оттаскивая от края. Еще чуть-чуть – и не успела бы.
Они повалились на пол, сшибая горшки и кадки с выращенными Оксаной цветами. На балконе даже зимой было тепло – лишь немного холоднее, чем во всей квартире, так что можно было не бояться заморозить бегонии и фиалки.
Правда, теперь холодный воздух ворвался внутрь, нарушив сонное тепло оранжереи. Снег залетал в раскрытое окно, устилая пол. Ветер ревел и бесновался на высоте двадцать шестого этажа.
– Я так испугалась, папа.
Она рыдала в голос, и он гладил ее по голове, шепча что-то успокаивающее. Юрий прошел мимо них и закрыл окно. Вой ветра и уличный шум остались снаружи.
Кровь, что капала с его руки, яркими цветами расцветала на снегу. Юрий опустился рядом с ними на пол, прислонившись к стене.
– Ты зажгла свою свечу, Лера, – проговорил он. – Нет больше темноты.
* * *
– Я так испугалась, папа, – дрожа от слез, говорила Лера.
– Значит, я все сделал правильно.
Они стояли на краю пропасти, обнимая друг друга. Ветер, который только что бушевал рядом с ними, стих.
– Ты никогда не совершала ничего плохого. И не смогла бы, я уверен. А только что спасла меня и теперь свободна.
– Вдруг поняла, что не могу допустить… – Она сжала его руку. – А если бы я не остановила тебя? Ты бы прыгнул?
Отец смотрел на нее долгим взглядом.
Лера силилась – и не могла прочесть в нем ответа.
– Ты добрая, хорошая девочка и не могла поступить по-другому. Тебе нужно было разрешить самой себе простить своего дурного папашу, перестать ненавидеть меня и сестру. – Он повернул голову. – Кажется, все получилось. Ты сбросила эти кандалы и можешь идти дальше.
Она посмотрела туда, куда смотрел отец. Черной бездны больше не было. Теперь на ее месте разлилась бесконечная синева, окутанная облаком света – золотистого, теплого. Раньше этот свет казался ей резким, льдисто-белым. Он резал, как лезвие, и причинял боль. Теперь же хотелось окунуться в него, почувствовать, как он согревает сердце.
Это было самое чудесное, что Лера видела в своей жизни – так она думала, пока ей не открылось еще кое-что.
Там, где раньше был край пропасти, теперь начиналась дорога.
Там, где раньше ждали безмолвные черные стражи, теперь стояла женщина в белом платье. Лера не видела ее много-много лет, но сразу узнала.
Выцветшие фотографии не могли передать обаяния улыбки, тепла ее взгляда. Лера не помнила, как звучит ее смех. В памяти не осталось нежности бережных прикосновений, запаха волос. Осанка, походка, привычки, словечки – все стерлось, забылось.
Эту потерю уже невозможно восполнить, но впервые Лера думала о невозвратном без горечи и ожесточения. Знала: разлука позади. А еще поняла: мама не бросила ее.
Прежде Лера думала, будто жизнь перестала быть нужна Магдане, потому что любимый человек отвернулся от нее. Новорожденная дочь не могла возместить потерю. Значит, без него мама не могла обойтись, а без нее – запросто.
Но она ошибалась.
Лера обернулась и посмотрела на отца.
– Это и вправду был несчастный случай, папа. Официальная версия оказалась верной: мама не убивала себя.
Никогда прежде Лера не видела, чтобы мужчина плакал. Отец не отворачивался, не прятал лица в ладонях. Слезы струились по лицу, и он не вытирал их.
– Спасибо.
Лера легонько сжала его пальцы и улыбнулась.
– Ты был прав, папа. За гранью все только начинается. – Она посмотрела на мать, стоящую на границе синевы в лучах света. – Мне нужно идти. Меня ждут.
– Я люблю тебя, дочка. Иди, не медли больше.
Выпустив отцовскую руку, Лера шагнула вперед.
Эпилог
Уже третью зиму подряд 29 ноября – в день, который перевернул их судьбы, – они приходили на кладбище. В прошлом году была жуткая метель: снег валил сплошной стеной. А сегодня – ясно и солнечно.
Отец пришел раньше, и, заворачивая на нужную аллею, Магда видела его, стоящего со склоненной головой возле черной металлической ограды.
Молча, не здороваясь, она подошла и взяла его за руку. Две молодые, красивые женщины, похожие друг на друга, безмятежно улыбались, глядя на пришедших с серых гранитных памятников.
