– Некоторые ведут, – пожала плечами Кебби. – Некоторые хотят, чтобы их вели. Он ощущает себя частью чего-то большего.
– Безумие какое-то.
– Я и не говорила, что это нормально.
Танос сдвинул брови.
– Но Роббо один, а нас много. Он не сможет поражать всплесками энергии всех сразу. Так почему...
– Почему мы не набросились на него, не убили, затем не убили Его Светлость и не захватили контроль над кораблем?
Танос сформулировал бы этот вопрос не так прямо и жестко, но озвученный вариант был самым честным.
– Да.
Она покачала головой.
– Потому что это бессмысленно. Его Светлость нужен нам живым.
– Зачем?
– Слышал когда-нибудь о симпатическом круговращении?
Танос признался:
– Я не знаток космических путешествий.
– Все просто, – начала объяснять Кебби. – Корабль на квантовом уровне связан с сердцем Его Светлости. Остановится сердце – двигатели разгонятся выше своих мощностей, взорвут корабль и убьют всех, кто на борту. – Она на секунду задумалась. – Ну, кто-то, может, и выживет, но их сразу убьет декомпрессией, так что нет особого смысла переживать взрыв, правда ведь? Если ты думаешь, что разлом спицы – серьезная авария... представь, что будет при взрыве.
Танос покачнулся на пятках. Здоровье Его Светлости оставляло желать лучшего – ежедневно он кашлял, и выходящей мокроты набиралось на целую кружку. Те же, кого он захватил в рабство, казалось, очень заботились о том, чтобы их похититель был жив и здоров. Танос вспомнил, как все бегают на каждый кашель и чих, который вырывается из ноздрей Его Светлости. О существах, которые собирали его мокроту. Наверняка для медицинских тестов.
Теперь он узнал, зачем все это. Смерть Его Светлости означала гибель тех, кто находился на борту «Золотой каюты».
– У нас нет выхода, – сказала Кебби. – Этот корабль – самая совершенная тюрьма во вселенной, договор о самоубийстве, воплощенный в металле и блуждающий по галактике, пока не умрет капитан, а с ним и все мы, или пока не развалится сам корабль.
– После чего мы все тоже умрем, – добавил Танос.
– Да. Все, что мы можем, это растягивать наши дни и надеяться на чудо.
Кебби впервые сняла платок, и Танос увидел нижнюю часть ее лица – массивную низко опущенную пасть рептилии с двойным рядом из сотни острых зубов, а между челюстей – раздвоенный язык.
– У тебя в запасе есть какие-нибудь чудеса, Танос с Титана? – спросила она. – Если нет, то не о чем и думать.
* * *
Всю ночь Танос не мог уснуть. Отчасти потому, что нужно было обдумать новую информацию, которой снабдила его Кебби, но главное – он боялся, что повторится тот же сон.
Вертясь с боку на бок, он то так, то сяк поворачивал в уме все, что выяснил. Здоровье Его Светлости. Симпатическое круговращение. Психическая энергия, ошейники и мертвая планета Килиан. Она напомнила ему о Титане и его неизбежной судьбе, ради изменения которой он сделает все что угодно...
И сила. Она, таинственная сила, чем бы она ни была. Казалось, Его Светлость в нее верит, но Его Светлость Давно слетел с катушек.
И все-таки даже безумец иногда оказывается прав. Иногда.
Танос закрыл глаза. Он помнил и время от времени, закрывая глаза, видел, как его мать в лечебнице кричит: «Ты – сама смерть! Смерть! Смерть!»
Во сне ему снова явилась женщина, но на этот раз она гнила у него на глазах. Щеки впали и пожелтели, плоть высыхала.
«Гвинт! – позвал он во сне. – Гвинт!»
Но Гвинт только повторяла одни и те же слова, а потом осыпалась к его ногам грудой костей и иссохшей плоти.
ГЛАВА 19
ТАНОС проснулся с новым планом.
Он приятно удивился, поняв, что составленная схема вселяет в него надежду. Лежа в постели, он и так, и этак вертел план в голове, оценивая вероятности, меняя переменные. Это сработает, радостно заключил Танос.
Потребуются хитрость и осторожность. Потребуются его знания о технологиях. Нужна будет помощь.
А самое главное, понадобится жестокая сила. Возможно, в большей степени именно она.
Он знал, что способен на насилие. Иногда – как в тот раз, когда он во время ссоры возвышался над А’Ларсом, – ему казалось, что его тело – это отдельное, самостоятельное существо, имеющее собственные желания. И иногда оно хотело взять кого-нибудь руками за горло. И сжать.
Так что да, его тело могло совершить насилие, но могла ли это его душа? Его разум? Его сердце?
Он был готов убить половину Титана и себя самого, лишь бы спасти планету. Убить нескольких инопланетян с борта «Золотой каюты», чтобы спасти всех остальных – и себя самого, – столь же разумное и еще более оправданное дело.
Танос разыскал Ча в медицинском отсеке. Из всего населения «Золотой каюты» он доверял только ему.
Ча обрадовался при виде Таноса, но у того не было времени обмениваться любезностями.
– Можем поговорить наедине? – спросил Танос.
Оглядевшись, Ча пожал плечами.
– Мы и так одни.
– Здесь есть камеры слежения?
Ча засмеялся.
– Паранойя? У тебя? Нет у тебя вкуса, тебе паранойя не идет, мой друг.
– И это говорит тот, кто даже рубашку не носит, – съязвил Танос. – За нами следят?
– Конечно, нет. На то, чтобы следить за всем кораблем, Его Светлости не хватит доверенных советников. Всех держат в узде страх и корысть.
– Это ненадолго, – заявил Танос, а затем поведал Ча обо всем, что узнал: о том, что Килиан – подставная цель, о том, что кораблю осталось летать около пяти лет, о том, что у Его Светлости нет запасного плана.
Ча отреагировал на новости именно так, как ожидал Танос. У лекаря сбилось дыхание, и Танос подумал, не придется ли реанимировать своего товарища.
– Килиан мертв? – дрожащим голосом переспросил Ча, нащупывая, на что опереться. Он плюхнулся на кровать. – Мы пролетели мимо десять лет назад?
– Ты бы все равно не захотел там жить, – хрипло произнес Танос. Ничего более успокаивающего он сказать не мог.
– Да уж все равно лучше, чем здесь! – выкрикнул Ча. – Лучше, чем этот проклятый корабль, на котором вечно воняет мусором и желудочными газами, потому что невозможно нормально и безопасно проветрить! Лучше, чем есть одни и те же десять блюд, которые стряпают из того, что изрыгает пищевой репликатор!
Ча зарычал и поднялся, опрокинув койку. Он потянулся к подносу с медицинскими инструментами и швырнул его в стену. Еще минуты три он вымещал ярость на инструментах и устройствах медицинского отсека. Танос молча наблюдал, понимая, что этот гнев – как лесной пожар, который не потушить, пламя должно перегореть само.
