Через пару дней и Камыш начал проявлять любопытство, задавая им вопросы. На многие они отвечали, потому что смысла скрывать уже не было. И это приводило к по-настоящему интересным диалогам.
– Кровопийц наши предки уничтожили по одной причине, – рассказывал монах, – у них нет души. Они говорят и думают как люди, но на самом деле ничего не чувствуют.
– А ты встречал хоть одного кровопийцу? – смеялась Отрава.
– Нет, конечно! Но так говорят историки!
Отрава про себя отметила, что теперь монах даже не морщится, когда к нему обращаются на «ты». Он привыкал быть немного другим, чем вчера. Но ведь и они становились другими – каждый раз, когда впускали в свою жизнь новых людей.
– Ты ошибаешься, Камыш. Они смеются и плачут, веселятся и страдают – их только надо научиться понимать! Наш Крис… он…
Она осеклась. Ей до сих пор было сложно думать о Кристофере без застилающей мысли тревоги. Отрава была честна с собой: вероятность того, что он жив и не сломлен окончательно, невысока. И лучше быть готовой к худшему. Зато про Криса с удовольствием рассказывала Нанья, которой теперь никто не мог запретить болтать вдоволь. Все ее истории сводились только к коротким фактам и длинным ругательствам. И было видно, что она тоже скучает.
Путники обошли Ситар широкой дугой. Им пришлось потерять немало времени в укрытии – на лесных дорогах все чаще встречались военные отряды. Но чутью Лю позавидовали бы даже перевертыши, он тонко улавливал издали чужое присутствие и уводил своих в сторону. Клирик только в первый раз попытался привлечь внимание солдат, но потом осознал бессмысленность усилий. Окончательно убедившись, что его пленители – профессиональные преступники, он теперь, когда ему позволяли говорить, проповеди сводил исключительно к теме перевоспитания. И с самого раннего утра, едва его только привязали к седлу, тянул:
– А ведь я вижу, что вы хорошие люди. Не обманете! Плохие убили бы меня или бросили в лесу, но вы нет – и не потому что кишка тонка, а по собственному выбору: Нанья, хоть дурная и отчаянная, так кляп мне в рот не воткнула; Лю постоянно оглядывается, не спотыкается ли моя лошадь; Отрава – да лучше б Ладой звалась, в самом деле – два раза вчера переспросила, не голоден ли я. Хоть и сама голодна, разве я не вижу? А у хороших людей, вставших на дурной путь, еще есть надежда! Осталось только свернуть…
– Впереди море! – перебил его Лю. – Мы близко?
Камыш вздохнул оттого, что его мудрость не воспринимают всерьез, а потом кивнул:
– Да. Уже скоро по побережью будет деревня, и за ней – Мираль. Где вас и казнят… потому что свернуть на правильный путь вы не успели!
– Наш путь тоже правильный, Камыш, – ответила ему Отрава. – Только не твой. Прими и ты, что бывают иные дороги.
– Все дороги сводятся в одну – истину. Не думай, что ты на ней чужая.
Деревня была видна издалека – еще до первых домов можно было разглядеть столп черного дыма, который в холодном воздухе торчал в небе, словно замороженный. Даже без объяснений стало ясно, что там творится неладное. Навстречу бежал мужчина с ребенком на руках. Он, запыхавшийся, остановился, усадил маленькую девочку, которая даже не была одета по погоде, прямо на холодную землю и крикнул:
– Сберегите дочку, сберегите!
И сразу побежал обратно, на ходу вытаскивая из-за пазухи кухонный нож.
Волк Лю замер, Отрава спрыгнула с лошади на землю.
– На Индир напали каменноземельцы! – пояснил клирик. – Отпустите меня… Если в вас есть хоть что-то человеческое, отпустите – я должен быть с этими людьми в их горе! И тогда вам не стоит волноваться, что я на вас донесу. Этот день я переживу вряд ли.
Нанья вглядывалась в море, бормоча:
– Страшно-то как. Есть захотелось. Но мне нужно испытать огненную стену, о которой я в книге прочла! Может, подсобим? Только если прикроете меня, а то я от голода плохо соображаю…
Лю рычал, бесконечно оглядываясь на друзей – его тоже тянуло броситься за мужчиной. Ведь не должен тот в одиночку встретиться с теми, от кого так отчаянно пытался спасти дитя. Было в поступке этого иноземного крестьянина нечто, что его сразу приравнивало к сородичам. Отрава и Нанья, выросшие в маленьких деревнях, с детства приучены не задумываясь сородичам помогать. У Лю же, стража первого ранга, это было на уровне инстинктов.
Ребенок, потеряв отца из виду, ревел все громче. Отрава посмотрела на девочку, но даже не попыталась утешить, потом подошла к лошади, на которой сидел Камыш. Быстро разрезала веревки на его запястьях. Кивнула на девочку – этому несносному человеку можно доверить настолько важное дело, как защита ребенка. Он молча кивнул в ответ.
Отрава снова вскочила на лошадь. Когда вся троица рванула вперед, вслед раздалось только:
– А говорили – чужая дорога!
***
Ранним утром Кристофера разбудили крики и шум снаружи. Сначала он прислушался. Бой колокола. Грохот. Ржание лошадей.
– С какой стороны? – крик Каджа.
– Идут на Индир! – совсем издалека, возможно – с верхней башни.
– Запрягай!
– Небесный Свет… Не меньше десятка кораблей!
– Первый отряд пошел! Второй отряд, грузите волов быстрее!
Кристофер потянулся, а лишь потом открыл глаза, медленно повернул голову и уставился на дверь. Та через мгновение распахнулась:
– Нападение, Крис! На деревню! Ты идешь с нами – мы не успели там поставить защиту от кровопийц по берегу.
– Это значит, что я могу выйти из Мираля, – не вопросом – утверждением констатировал кровопийца свою победу.
Но Каджу сейчас было не до проверок доверия. Когда Кристофер садился на лошадь, чтобы присоединиться к последнему отряду, он внутренне ликовал, наблюдая, как кудесник колдует над воротами, снимая защиту. Кадж бросил перед тем, как пришпорить своего, самого мощного в гарнизоне, скакуна:
– Спаси хотя бы одного человека, Крис. Хотя бы одного – и отплатишь за то, что я приносил тебе книги.
Ветер бил в лицо порывами – после уютного и опостылевшего внутреннего двора крепости Кристофер сразу нырнул в зиму. Деревня оказалась недалеко, но паника солдат была оправдана – точки кораблей буквально на глазах увеличивались в размерах. А шлюпки врагов, говорят, передвигаются еще быстрее. Это значило, что уже через несколько мгновений первые каменноземельцы окажутся на берегу.
Навстречу бежали несколько людей с маленькими детьми на руках. Никаких вещей – они не успели бы собрать. Это те, кто среагировали первыми, были самыми бойкими и здоровыми. Им ценное и доверили, остальные далеко уйти все равно не успеют, поэтому сейчас прячутся в подвалах или вооружаются вилами, чтобы продержаться до появления солдат. Крики вдалеке не помогали определить: то ли враги уже начали резню, то ли паника переросла в истерику.
Кристофер мог свернуть уже сейчас и оставить чужую войну за спиной, но ему хотелось взглянуть поближе. К тому же Кадж просил спасти всего лишь одну жизнь – это несложно.
