Улисс
(задумчивый роман)
В расположенном на тихой швейцарской улочке часовом салоне, насквозь пропахшем мебельным лаком и оружейным маслом, пожилой респектабельный господин вынес из недр помещения и аккуратно поставил на стол крупный деревянный ящик. Его клиент из России по имени Павел Калугин вздрогнул. Руки его слегка задрожали, а глаза загорелись азартом профессионала.
– Здесь все комплектующие механизма. Три основных элемента, – сообщил продавец. – Часть механизма разрушена взрывом. Дело в том, что создатель часов Лоренцо Бьёли, любимый ученик Леонардо да Винчи, также создавал подрывные механизмы для армии. Его имя окутано легендами, его изобретения активно использовали борцы с силами зла.
– Ван Хельсинги? – не удержался от вопроса Калугин.
– Что-то подобное, – уклончиво пробормотал швейцарец и уточнил: – Вы позволите продолжать?
– Давайте, – не обращая внимания на чопорный тон собеседника, кивнул Павел.
Он с восхищением разглядывал через миниувеличитель мерцающие холодной сталью детали часов.
– Учитывая особую историческую ценность этого предмета, ему полагается быть как минимум в Лувре, – заливался соловьем знаток нюансов купли-продажи. – Однако предмет более двух столетий и до недавнего времени принадлежал одному старинному швейцарскому роду, последний представитель которого, умирая, завещал продать бесценную собственность за сто сорок четыре тысячи семьдесят семь швейцарских франков и пожертвовать эти деньги на развитие малоизвестной, но не менее старинной, чем его род, часовой мастерской.
– Почти сто пятьдесят тысяч франков? – ужаснулся его собеседник, отвлекаясь от механизма.
– Именно столько, – удовлетворенно подтвердил продавец и осторожно поинтересовался: – Это дороговато, вы полагаете?
– Очень даже полагаю. Придется продавать дом отца, – с трудом выдохнул Павел.
– Ваш досточтимый батюшка благополучно здравствует? – дипломатично осведомился лукавый часовой менеджер.
– Папа погиб месяц назад, – вздохнул клиент. – Он тоже был часовым мастером. Папа бы меня понял. Об этом механизме я узнал именно от него.
– Как жаль! Как жаль! Какой был человек!
– Вы его знали? – изумился Калугин.
– Имел честь, – скромно и уклончиво пробормотал швейцарец. – Ваш батюшка, несомненно, оценил бы эту вещь. Да он ее и оценил! Это же воплощенное чудо! Четыре тысячи деталей, выточенных вручную! Музыкальный механизм – первый в своем роде. Прародитель всех остальных, включая музыкальные шкатулки. Четыреста лет никто не слышал мелодию, заключенную в нем. Известно, что Лоренцо начал его создавать после трагической гибели его любимой жены от чумы. Тогда чума была частым явлением в Европе. В один год она могла унести десятки тысяч жизней. Бьёли дал часам имя «Улисс», видимо, в честь знаменитого грека… Но что это я зарапортовался… Так вы берете?
– Да, я определился, – кивнул Павел, пытаясь понять, когда его отец мог познакомиться с продавцом часов, носящих имя хитроумного греческого героя.
– Достойное решение! Поздравляю вас! Если вы оставите задаток в пятьдесят процентов, то я готов предоставить вам механизм хоть сегодня, – вкрадчиво предложил продавец.
– Откуда такое доверие? – усмехнулся Калугин.
– Это личное, – в ответ улыбнулся швейцарец. – Ваша персона, ваша фамилия хорошо известны в нашем бизнесе. Вы – приличная кандидатура для исполнения последней воли их хозяина. И, кроме всего прочего, не скрою, однажды у нас уже был опыт сотрудничества с вашей семьей. Правда, ваш батюшка эти часы вернул. Видимо, решил, что их невозможно восстановить. Надеюсь, что он ошибался, и у вас будет возможность это установить. Так сказать, пойдете по стопам отца… Да, разумеется, мне будет жаль, если часы отойдут музею. Такие вещи должны жить свободно. Они не только отсчитывают время, но и вправду хранят его. Человеку, далекому от нашего дела, никогда такого не понять. Но не вам, дорогой мой, не вам. Итак?
– Я попробую, – растерянно пожал ему руку Павел и закрыл ящик с механизмом.
«Папа… Вот в чем дело! Я иду за ним, след в след. Видимо, решил… – размышлял Калугин в такси по дороге в отель. – Нет, они совсем не поняли отца! Ведь он жил отнюдь не по логике так называемого здравого смысла, а интуитивно и вдохновенно. Именно за этот удивительный дар внутреннего полета его и полюбила мама и двенадцать лет сдувала с него мнимые пылинки, чтобы ничто не могло отвлечь папу от самого себя. Я считал это банальным эгоизмом, мама считала это любовью…»
Да, старший Калугин не мог «решить», что восстановить механизм невозможно. Для него как раз невозможным в принципе было такое «решение». И это не было лишено, кстати говоря, и здравого смысла – в конце концов, все детали, при современном уровне технологий, можно было создать заново с точностью до атома. Восстановить часы было сложно, но теоретически возможно.
Однако отец Павла вернул часы. И это было удивительно. Как и его таинственная гибель. Он отправил часы обратно в мастерскую, забрал залог и буквально через несколько дней, по словам свидетеля, вышел купаться холодной октябрьской ночью в микроскопическом озере неподалеку от дачного дома. К сожалению, он был пьян. Внезапно случилась судорога – и вот так, нелепо и ужасно, он утонул. Но самое странное заключалось в двух фактах: во-первых, единственному свидетелю отец сказал, что пошел топиться (и это могло быть правдой – с потерей жены он очень изменился); а во-вторых, тело так и не нашли. Есть, правда, в тех местах загадочные особенности почвы, а где-то глубоко под землей, под корнями деревьев, фундаментами домов и пыльными, разбитыми дорогами, струится невидимая река, впадающая в озерцо. И гипотетически тело могло отнести на множество километров прочь от илистого озерного дна.
…Павел не мог забыть одного эпизода, связанного с отцом. Это было, когда он уже вырос и стал дипломированным специалистом. Отец включил его в делегацию от завода на часовую выставку в маленький городок на границе Франции и Швейцарии, они вместе отправились туда. Почти неделю они восторженно рассматривали часовые новинки от лучших мастеров отрасли, а в последний день отец подвел его к стенду, указал на экземпляр идеальных форм с двумя репетирами и печально сказал:
– Я бы сделал такие за месяц, но мне некому было бы их показать. Хвалиться я любил только перед твоей мамой.
– Папа, ты можешь сделать лучше! – попытался как-то поддержать его сын.
– Я не хочу лучше. Это технологическое решение полностью соответствует моим нынешним представлениям об идеале! Я не художник. Я ремесленник, – искренне признался отец. – Художником я хотел быть только перед одним человеком.
– Опять ты о маме! – огорчился Павел.
– Знаешь, мой мальчик, чего мне сейчас хочется больше всего на свете? – заглянул в глаза сыну отец. – Разбить кулаком эту витрину, взять большой кусок стекла и перерезать себе яремную вену. Спроси меня: почему, папа, ты так еще не сделал?
