На стул рядом с ними сел мужчина. Темные красивые глаза и яркая возбужденная улыбка, а между ними кривой нос.
– Намне на Джордао, – представился он. – Видел вас обеих дома, да?
– Помню, – сказала Кларисса.
– Катриа, она меня прислала. – Он склонился вперед. – Так что будем делать?
Глава 41
Син
Он проходил учения на кораблях – как любой в его ранге. Неделями спал в темной каютке, ел локоть к локтю с другими офицерами, но после учений он возвращался домой на Лаконию, к Наталии и Чудовищу. Выходные после учений радовали его как ничто другое: выспаться допоздна рядом с Наталией. До появления Чудовища спальня в их квартире располагалась на третьем этаже, и можно было свернуть степу, впустив в дом свежий воздух и виды. Син вспомнил, как лежал в постели, любуясь городскими сумерками. Тучи на горизонте окрашивались золотым и лиловым, а среди звезд блестели строительные платформы чужаков.
Он укладывал голову на пустой еще живот Наталии и думал о кораблях, строящихся за пределами атмосферы. Как он однажды будет командовать одним из них. Тогда об этом мечталось с радостью.
Син, не сверяя дат, знал, когда срок его мединского изгнания сравнялся с продолжительностью учебного рейса. Подсознание предвкушало прощание с низкими потолками и фальшивым небом. С каждым днем в нем росло беспокойство, и не только от угроз со стороны местных террористов, не только из-за все более напряженной подготовки к открытию врат. Тревога поселилась в самом теле, привыкшем, что долгие периоды одиночества имеют конец, ожидающем и не находящем облегчения. Ему не хватало жены, ребенка и неба, и, если о первых двух рассудок подсказывал, что рано или поздно они увидятся, то относительно последнего… возможно, никогда.
Он мог прожить жизнь и умереть губернатором Медины, ни разу больше не увидев настоящего облака. Син знал об этом с минуты, когда встретился с верховным консулом. Знал не первый месяц. Просто раньше эта мысль его не глодала.
На мониторе перед ним был открыт черновик ежемесячного рапорта, а в окошке-врезке висел личный дневник. Любой вышестоящий при желании мог увидеть его, но рапорт подводил итог всем у пережитому. Требовал выбрать, что, с его точки зрения, самое важное. Пальцы зависли над клавиатурой да так и остались, пока Син вспоминал Наталию, их прежнюю спальню и тучи на горизонте. Жаль, что больше откладывать было нельзя.
«Многие из местных упорно называют переход контроля над системой Сол войной. Подобную риторику поощряет диссидентская фракция Медины. Учитывая, что эти диссиденты все больше прибегают к насильственным действиям, я решил сохранить политику закрытых врат до подхода „Тайфуна“. Слишком велика вероятность, что прибывающие из колоний корабли контрабандой доставят помощь и подкрепление местным бунтовщикам».
Син снова остановился. Тихий сердитый голосок в голове произнес: «В случае новой масштабной атаки на станции я рекомендую вывести лаконские силы на „Предштормовой“ и лишить станцию Медина атмосферы». Он отбросил эту мысль, не записав.
Мало того что она аморальна – хотя хватило бы и этого. Она еще и была проявлением слабости. Признанием, что он не нашел другого способа вырубить гниль из этого дерева, как сжечь его целиком. И все же нелегко было отказаться от такого изящного решения.
Если бы с Холденом и его союзниками обращались согласно истинно лаконским стандартам, те были бы уже мертвы. Вот так просто. Если бы Син относился к ним с тем же уважением и достоинством, какое оказал ему Дуарте – и с каким он относился к себе, – удалить их из уравнения было бы только вопросом дисциплины. Но Син успел понять: они не лаконцы. Пока еще нет. Им нужно время, чтобы усвоить необходимость империи. Аргументы Холдена доказывали это лишний раз.
Син должен быть с ними терпелив. Тверд, по терпелив. Не дать им повредить себе или другим, пока не уляжется рябь от действительно серьезных перемен. Пока новый уклад жизни не станет для них нормой.
«Хотя я убежден, что Джеймсу Холдену известно о местных диссидентских фракциях больше, чем он признает в данный момент, он не единственный источник сведений по этому вопросу. Его опыт и знания относительно аномалии, описанной адмиралом Трехо, делают его подлинно уникальным специалистом в данном направлении. Поэтому я решил прервать его допросы на месте и незамедлительно переправить на Лаконию для опроса в том контексте, какой сочтет нужным верховный консул».
Это означало, что террорист увидит Лаконию раньше Сина. Может, даже столкнется где-нибудь с Наталией и Чудовищем до того, как те отправятся на Медину, – если верховный консул решит обращаться с ним мягко. Холден почувствует запах дождя. Увидит восход. А Син останется здесь, в раскрученной жестянке посреди жуткого не-пространства, где даже звезд, напоминающих родину, не увидишь. Какая глубокая ирония в таком неравенстве пленника и человека, наделенного властью.
– Черт побери, – сказал он пустому кабинету и откинулся назад, приглаживая ладонью волосы. Больше вставить в рапорт было особенно нечего. Разве что подготовка – она уже велась – к приему «Тайфуна» и прибывающего с ним дополнительного персонала. Успехи в искоренении бомбистов и восполнении нанесенного ими ущерба. График, координирующий движение между мирами.
Победа или поражение империи – в логистическом планировании, и он делал все возможное для воплощения замысла верховного консула. Только вот сейчас что-то зудело в душе, мешая сосредоточиться.
Син задумался, случается ли Дуарте отвлекаться на низменные животные позывы. Следовало полагать, что да, но Син не мог такого представить. Он закрыл черновик рапорта, открыл пошире окно с дневником – для редактирования, – но почти сразу закрыл и его. Сами стены здесь словно теснили воздух. Возникала иллюзия падения без настоящего падения.
– Черт побери, – уже с меньшим напором повторил Син.
Сообщения из Сол тоже занимали его мысли. Частные рапорты Трехо проходили через «Предштормовой», но предназначались для Дуарте. Хотел бы Син их прочесть. Так много оставалось вопросов: понесла ли «Буря» какой- либо серьезный ущерб в первом столкновении с врагом? Есть ли изменения в возникшей после Паллады аномалии? Когда Трехо ожидает следующего боя? И верит ли, что он станет последним?
Были, конечно, открытые передачи. Позиция объединенного флота была в целом известна. Больших крейсеров не спрячешь, как и массивных кораблей, которые Союз называл космическими городами. Но где-то могли затаиться корабли-невидимки или выпущенные на неприметную орбиту торпедные поля, скрытые огромностью космоса, пока не воспрянут к жизни. От одного взгляда на рассекреченную тактическую схему по коже у Сина ползли мурашки. Целая туча вражеских кораблей двигалась в искривленном гравитацией планет пространстве, как рой насекомых против одного ненавистного врага. А «Буря» на своем прямом пути была одна. Трехо не уклонялся и отступать не собирался. Он получил приказы, он их исполнит.
Син напомнил себе о мощи «Бури». О ее неуязвимости. Верховный консул не отправил бы корабль на путь, ведущий к позору империи и смерти Трехо. А все же что, если он просчитался? А если за волной пропавшего времени стояли Земля, Марс или Союз? А если…
