— Да, имя мне Финеас, — помолчав, ответил маленький сычик.
Он был весь растрепан и явно не хотел говорить. Хуул внимательно его рассмотрел. За свою короткую жизнь он видел всего несколько сов. Трех, если быть точным. Дядя Гранк был пятнистой совой, как и он сам; Тео — виргинский филин, Бервик — мохноногий сыч. Но такой маленькой совы он еще никогда не видел. Каждый глаз Финеаса обрамляли белые перья. Интересно, как называются эти штуки — пятна? Кружки? Крапинки?
— Как они называются эти… эти твои штуки? — моргнул Хуул и мотнул головой, показывая, что имеет в виду.
— Какие штуки? Мои крылья?
— Я про эти белые перья. Это пятна? Или кружки? Или что?
— Или что.
— Как?
— Или что, — повторил сычик.
Теперь уже Хуул потряс головой в растерянности:
— Я тебя не понимаю.
— Ты спросил, что это у меня за белые перья. Это не пятна и не кружки. Это нечто другое.
— То есть это не пятна, не кружки…
— Да, — устало перебил сычик. — Именно это я и хотел сказать.
Хуул снова моргнул, рассматривая «нечто другое»:
— Они похожи на… на…
— На что же? — раздраженно спросил Финеас.
— Они такие… лохматые.
— Тебя бы тоже растрепало, если бы тебя три дня мотал и крутил смерч. Он протащил меня за собой сквозь Ледяные проливы, я чуть не столкнулся с хагсмаром, а потом меня зашвырнуло сюда.
— А что такое хагсмар?
Крохотный сычик недоверчиво моргнул.
— Ты где был всю жизнь? — спросил он.
— Здесь, — ответил Хуул.
— Послушай. Я очень устал. Мне надо немного поспать. Финеас зажмурил глаза, крепко вцепился когтями в кору и заснул в позе, типичной для совы, ночующей вне дупла.
— Подожди… еще всего пару вопросов.
— О, милостивый Глаукс! — простонал Финеас.
— Ты взрослый или как? Я хочу сказать, ты такой… мелкий.
— Мелкий? Какое отвратительное слово. — Две маленькие бровки из белых перьев над глазами Финеаса сердито сошлись над переносицей.
— Маленький?
— Так немного лучше. Да, я взрослый.
— Насколько?
«Великий Глаукс в глауморе, это самая странная сова из всех, кого я встречал».
— Мне год.
— Тогда почему ты такой маленький?
— Потому что я, черт возьми, воробьиный сычик, а мы маленького роста! И больше я уже не вырасту!
— Хорошо… хорошо. Успокойся, — сказал Хуул.
— Успокойся! Сам успокойся! Больше никаких вопросов.
Хуул, конечно, пропустил это мимо ушей:
— Ты мужчина или женщина?
Теперь у Финеаса отвис клюв:
— Я в прострации.
— В прострации, — Хуул от удовольствия начал раскачиваться на ветке. — Какое замечательное слово! Просто прекрасное. Скажи его снова, пожалуйста!
— В ПРОСТРАЦИИ! Это значит, что я так удивлен, что далеко-далеко…
В этот момент Хуул взвился в воздух, кувыркнулся и снова приземлился.
— Ты из Далеко-Далеко? Мой дядя Гранк все время говорит о Далеко-Далеко.
— Нет, я не из Дали!
— А, так вот ты откуда — Неиздали! Никогда не слышал о таком месте.
— Это не место. И вообще! Я мужчина.
— И я тоже! Я еще не видел женщин. Я вроде как надеялся, что ты — одна из них. Ну потому что я никогда ни одной не видел, но ты тоже ничего.
— Слава Глауксу, потому что, честно говоря, это от меня не очень зависит.
— Да, я знаю, знаю, — кивнул Хуул быстро и, как он думал, с очень важным видом. — Я все знаю про мужчин и женщин. Дядя Гранк рассказал мне и брат Бервик, — он умолк. — Дядя Гранк… эээ… воспитывает меня, потому что я что-то вроде сироты, хотя сам я в это не верю. А брат Бервик — это мой друг, мохноногий сыч, но он несколько дней назад улетел.
— Я, кажется, видел, как смерч засосал его как раз в тот момент, когда выплюнул меня.
— О! Надеюсь, с ним все будет хорошо.
— Мне показалось, что у него все нормально. Он очень сильный летун.
— Хочешь, полетим в мое дупло, я познакомлю тебя с дядей Гранком и Тео?
Финеас с тоской посмотрел на молодую пятнистую сову. Нет, отдохнуть здесь явно не удастся. Да и что ему терять? К тому же в дупле, может быть, ему достанется немного еды, ведь он слишком слаб сейчас, чтобы охотиться.
— Конечно.
— О! Отлично! — воскликнул Хуул и, взлетев в воздух, снова перекувырнулся в воздухе, успев перед самым приземлением обратно на ветку сделать сальто.
Приземлившись, он с гордостью глянул на Финеаса:
— Давно работаю над этим трюком. Пытаюсь сделать двойное сальто.
Финеас издал нечто среднее между вздохом и стоном.
* * *
— Дядя Гранк, дядя Гранк, Тео! Выходите! Выходите! — Хуул и Финеас приземлились на ветку рядом с дуплом. Гранк высунулся из дупла, а Тео впопыхах прилетел от кузни. — Это Финеас. Это растрепанный воробьиный сычик, он мужчина, и он из Неиздали, и он взрослый. И не называйте его мелким, он не любит, но маленьким можно… и… да, чуть не забыл — он мне сказал это замечательное новое слово: прострация. Я обожаю это слово. Скажи его, дядя Гранк, прост… ну скажи. Я знаю, что оно длинное… прост…
— Прострация! — рыкнул Гранк. — Ради Глаукса, помедленнее, Хуул.
Моргнув, Гранк покачал головой. Этот маленький принц так похож на своего покойного отца, короля Храта! Тот же неиссякаемый энтузиазм, неудержимая радость и веселье во плоти.
— Можно, я его оставлю?
— Оставишь?! — одновременно спросили Гранк, Тео и Финеас.
— Хуул, — строго сказал Гранк. — Финеас — живое существо, сова. Мы не «оставляем» живые существа. Мы гостеприимно принимаем их. Добро пожаловать, юный Финеас.
— Спасибо, господин, — мрачно сказал Финеас и повернул голову к Хуулу. — Я тебе не игрушка и не развлечение.
Хуул втянул голову в плечи, как обычно делают совы, когда их напугают. Ничего веселого в маленькой сове, уж точно, сейчас не было.
— Да, да. Извини. Я все понял, — сказал Хуул. — Но ты ведь останешься? Я поделюсь с тобой своей полевкой. Она слишком большая, за один раз не проглотить. Так что пока я просто закусил головой.
Хуул поспешил к щели, где они хранили еду, и вытащил безголовую полевку:
— Она вся в твоем распоряжении!
«О Глаукс, — подумал Гранк. — Сумею ли я хотя бы к тому времени, когда мы восстановим королевство и соберем нитргарский двор, — если это когда-нибудь случится, — объяснить этому парню, что такое придворный этикет?»
