Антиномичность описанных выше форм величия и ничтожества человека очевидна: они взаимно предполагают, порождают и одновременно исключают друг друга, образуя парадоксальное единство. Данная антиномичность есть, по сути своей, антиномия должного и сущего. Каждый из нас, вступая в эту жизнь, желает быть счастливым, мечтает реализовать себя как личность. Но обремененный повседневными делами и заботами, человеку некогда поразмыслить о самом себе. А даже если и выдается ему свободная минута, то он использует ее на развлечения. Однако лиши его развлечений и дай ему возможность углубиться в самого себя, тут же на ум приходят мысли о неизбежных болезнях и смерти, что приводит человека в смятение и делает его несчастным, он начинает ощущать свое ничтожество. Потому, по словам Паскаля, «человеку нужна суета, Которая развлекала бы его и не давала места столь неприятным мыслям»
[1644]. Людям кажется, что в суете они и находят свое счастье.
Кроме этого тайного инстинкта, заставляющего людей искать развлечения и внешние заботы, Паскаль вскрывает в человеке и другой тайный инстинкт, связанный с величием нашей первобытной природы и внушающий ему, что действительное счастье заключается только в покое, а не в суете. Эти два противоположных инстинкта сливаются в человеке в одно смутное предчувствие, побуждающее его стремиться к покою через суету. В этой борьбе покоя и суеты протекает вся жизнь. Коль скоро суета побеждена, покой делается невыносимым, ибо приходится думать о бедствиях, уже существующих или угрожающих в будущем. Человеком овладевает скука, тоска, перед ним бездна, Ничто. А если суета и развлечения одерживают вверх, то это опять-таки величайшая беда для человека, потому что они мешают ему думать о себе. Не будь их, он 6bi жил в скуке. Потому, заключает Паскаль, «состояние человека: непостоянство, скука, беспокойство… Всего невыносимее для человека — это полный покой, без страсти, без дела, без развлечения. Он чувствует тогда свое ничтожество, свое несовершенство, свою зависимость, немощь, пустоту. Немедленно из глубины души поднимается скука, мрак, горесть, печаль, досада, отчаяние»
[1645] (курсив мой/— И. Ш.).
Стало быть, в любом случае жизнь делает человека несчастным. Будучи не в силах избежать смерти, бедствий, люди вознамерились ради счастья совсем не думать о них. Но это утешение очень жалкое, ибо ведет не к исцелению зла, а к его временному сокрытию, удаляя тем самым всякую мысль о его действительном исцелении. Таким образом, в силу извращения человеческой природы, выходит* по словам Паскаля, что «скука, самое чувствительное для него (человека. — И. Ш.) зло, как будто становится до некоторой степени его величайшим благом, будучи в состоянии более всего £ остального заставить человека подумать об истинном врачевании. По такой же иронии развлечение, которое он считает своим величайшим благом, в действительности есть его величайшее зло, ибо более прочего от- н влекает его от искания средства против его зол. То и другое служит заме- ; нательным доказательством жалкого и поврежденного состояния человека ^ и в то же время его величия»
[1646].
В целом величие и ничтожность человека как главная антиномия чело- [веческого бытия свидетельствуют о его противоречивой, парадоксальной [сущности, в которой и заключена тайна человеческого существа. И науке, ! и философии, равно как и самому человеку, поврежденному первородным | грехом, не по силе ее разгадать. Ключ к ее разгадке дает лишь Бог, вера,
вера христианская, а именно: первородный грех.
и Изначально совершенная природа человека, данная ему Богом, была! разрушена первородным грехом, который вверг людей в пучину ничтожества. Но наш разум бессилен постичь тайну первородного греха — ответ- j ственность потомков первого человека за его грех. Эта наследственность! вины кажется людям не только невозможной, но и крайне несправедливой. «Первородный грех, — замечает в этой связи Паскаль, — есть безумие в глазах людей… Но это безумие мудрее человека»
[1647], ибо без учения о первородном грехе человеку не познать себя, свое величие и ничтожество. Лишь от Бога люди могут получить знание о том, что с момента грехопадения в этом (посюстороннем) мире не может быть счастливой жизни, что все наши удовольствия одна суета, а бедствия бесконечны. Ясно, что в этой жизни нет иного блага, кроме надежды на будущее, на жизнь в потустороннем мире. Тем счастливее человек, чем ближе к будущей жизни. А приблизить к ней может только вера в Бога.
С верой в Бога связана знаменитая дихотомия Паскаля — «личный Бог» и «Бог философов и ученых»* Бросая вызов своему веку, — «веку разума», исповедовавшему «религию разума» — «мудрец из Нор-Рояля» отстаивает позицию интимно-личностного постижения Бога, «религию сердца», суть которой он выразил так: «Сердце чувствует Бога, а не разум. Вот что есть вера: Бог ощутителен для сердца, а не для разума»
[1648].
Раскрывая Бога сердцем, мы познаем и себя. Однако его постижение, как и постижение себя, возможно только посредством Иисуса Христа, ибо он явился искупителем первородного греха. Постигая Его, мы не только познаем величие и ничтожество человека, но и преодолеваем их. «Познание Бога, — отмечает в этой связи Паскаль, — без сознания нашей немощи производит гордость. Сознание же нашей немощи без познания Иисуса Христа ведет к отчаянию. Но познание Иисуса Христа ограждает нас и от гордости и от отчаяния, ибо в Нем мы обретаем как сознание своей немощности, так и единственный путь к ее уврачеванию… Без Иисуса Христа человек предоставлен пороку и своей немощи; с Иисусом же Христом человек освобождается от того и другого. В Нем вся наша добродетель и все наше блаженство; вне Его лишь порок, бедствие, заблуждение, мрак, отчаяние…»
[1649].
Таким образом, Бог Паскаля — глубоко личный бог, «Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, Бог христиан, а не бог ученых и философов»
[1650]. Если Бога последних можно узреть одним созерцанием природы, в которой человека поражает гармония, совершенство, простота, и перед лицом этого абсолютного бога, чуждого всего человеческого, человек чувствует лишь свое ничтожество, то Бога христиан можно обрести путями, указанными Евангелием. Само же «Писание есть наука не ума, а сердца»
[1651], раскрывающая человеку его величие и ничтожество и научающая его уважать и презирать себя, любить и ненавидеть. Именно этому и учит христианская религия, которая, по Паскалю, является единственной истинной религией, ибо только ей ведома природа человека, его величие и ничтожество, причина того и другого.
