В свою очередь своеобразие, самобытность русской культуры были детерминированы особенностями русской истории, а именно: особенностями российской государственности, экономики, которые во многом определялись особым географическим положением России. Широта географических просторов России, которые протянулись на многие тысячи километров с Запада на Восток и с Севера на Юг, нанесли национальные штрихи Запада и Востока на общий облик России, который очень тонко и точно выразил Н. А. Бердяев (1874-1948): «Россия есть целая часть света, огромный Востоко-Запад, она соединяет два мира»
[1812]. И далее: «Россия стоит в центре Востока и Запада, она — Востоко-Запад»
[1813]. В этом смысле можно говорить о России как о русском Востоке и русском Западе.
Эти своеобразия, самобытность России предопределили и важнейшую проблему русской духовности, которая, как сквозная проблема, красной нитью проходит через всю историю русской культуры. Эта проблема — проблема судьбы России. Славянофилы рассматривали эту проблему в свете антитезы «Восток и Запад». Не случайно русская мысль в течение всего XIX в. вращалась вокруг споров славянофильства и западничества. В таком направлении русской мысли нашла свое выражение идея о том, что для русского сознания основная тема — тема Востока и Запада, тема о том, является ли западная культура единственной и универсальной и не может ли быть другого и более высокого типа культуры?
В отличие от таких крупных европейских государств, как Германия, Франция, Великобритания, которые изначально связывали судьбы своих стран с общей мировой исторической судьбой всего человечества, русское национальное самосознание в лице славянофилов уже в самых своих истоках было мессианским: русскому человеку издавна было присуще чувство, что Россия имеет особенную судьбу, что русский народ — народ особенный, что ему предначертана особая судьба в истории человечества.
В глубине народного сознания была заложена мессианская идея православного царства, призванного хранить в мире истинную веру. Однако оригинальность русской мысли не исчерпывалась одним мессианизмом. С последним тесно связана историософическая тема русской философии: она пытается разгадать, что помыслил Творец о России, каков путь России и русского народа в мире, какова судьба человека, всего человечества?
Мессианизм и историософия, задавшие основные ориентиры русской мысли, наложили свой отпечаток и на характер, способ русского философствования. Если европейская философия — философия разума, а восточная — философия чувства, созерцания, то русская философия не есть ни то, ни другое, она, скорее есть их синтез. И как их синтез ее можно было именовать философией мыслечувствования, в которой своеобразно преломляются и сочетаются черты западного и восточного способа философствования. Этот срединный путь развития русской философии тонко подметил В. Ф. Эры (1882-1917): «Русская философия занимает среднее место между философской мыслью Запада, находящейся в неустанном течении и порыве, и философской мыслью Востока, парящей в орлиных высотах и находящейся в неустанной напряженности вдохновенного созерцания»
[1814]. На эту характерную черту русской философии указывал и А. Ф. Лосев (1893-1988), который усматривал ее основание в метафизическом и божественном Логосе. В связи с этим он писал, что «русская самобытная философия представляет собой… борьбу между западноевропейским абстрактным ratio и восточно-христианским, конкретным, богочеловеческим Логосом»
[1815]. Стало быть, она зиждется на столкновении между Рацио и Логосом, являя собой сверхлогическое, интуитивное творчество. Это столкновение у каждого мыслителя выражалось по своему: у одного на первый план выходил Разум, у другого — Логос. В одном случае имели дело с абстрактным рационализмом, в другом — с интуитивизмом, скорее, с алогическим мистицизмом.
Интуитивный, даже можно сказать, мистический характер русской философии делает ее бессистемной. Даже такой величайший русский философ Владимир Соловьев (1853-1900), которому принадлежат фундаментальные работы по основным вопросам философии, не оставил после себя завершенной философской системы, мы находим у него скорее только общий план системы. Причину такой бессистемности русской философии многие усматривают во внутреннем строении русского философского мышления. Так, Н. А. Бердяев, характеризуя творчество теоретической главы славянофильства А. С. Хомякова (1804-1860), отмечал, что философия основателей славянофильства была отрывочной, полна глубоких интуиций, ибо «духовная жизнь России рождает из своих недр высшее постижение сущего, высшую, органическую форму философствования»
[1816].
Таким образом, русская философская мысль не была систематической и совершенной по форме, она фрагментарна и отрывочна. Русская философия — это протест против созерцательности, отвлеченности, абстрактности,) схематизма. В отличие от европейской философии ей чуждо стремление к чисто интеллектуальной систематизации взглядов, она суть чисто внутреннее, интуитивное познание сущего, которое может быть постигнуто не и в логических понятиях, а в образе посредством силы воображения и внут- ; ренней жизненности.
и Эта «живость» русской философии предопределила и ее основной j жанр. Подобно европейскому Возрождению, в рамках которого, как из- ; вестно, философия существовала преимущественно в форме искусства, в I* основном в виде живописи, русская философия находит свое выражение в! таком искусствоведческом жанре, как художественная литература, кото- ! рая, по словам А. Ф. Лосева, «является кладезем самобытной русской фи-
; ЛОСОфиИ»
[1817].
Есть ли это ее недостаток? Напротив, как представляется, художественная форма русской философии — это не ее недостаток, а преимущество. Западноевропейской философии, имевшей в своем распоряжении развитый понятийный философский аппарат, проще было разрабатывать и разрешать фундаментальные философские вопросы. Русской философии же, в типичной литературной форме которой, по словам С. Л. Франка, «отразилась юношеская непосредственность, так сказать, внешняя незрелость русского духа»
[1818], для разрешения великих философских вопросов приходилось схватывать всеобщность сущего посредством художественных образов. Иными словами, она была вынуждена выражать абстрактное через конкретное, что, безусловно, требует неимоверных усилий и большого искусного мастерства. Именно потому своей вершины русская философская мысль достигает не в философии как таковой, а в великой русской литературе, которая есть величайшее творение русского национального духа. А величайшим его творцом, величайшим русским метафизиком и наиболее экзистенциальным был Ф. М. Достоевский (1821-1881), в котором вся русская философия. Его величие в том, что он наиболее тонко уловил и выразил позицию русского духа в области душевного как «духа симфонической соборности»
[1819]. Именно Достоевский показал, что проникнуть в тайны и темные бездны человеческой души, в его бесконечные глубины можно лишь на пути метафизического постижения бытия как такового. Таким же метафизическим духом было пронизано и лирическое творчество поэта-мыслителя Ф. Я. Тютчева (1803-1873).
