– По его требованию, – напомнил он.
– Все верно, – согласился Фрай. – Но он переживает колоссальный стресс. Он уже провел больше года в заточении. Над ним, как и над Линой, проводились эксперименты. У него жесточайший кризис самоидентификации, какой никому из нас и не снился. Я лишь говорю о том, что агрессия и беспокойство в его положении – это нормальная человеческая реакция.
– Я согласна с Орбом, – внезапно вставила Маль. – Мы провели немало собеседований и наблюдали Маркуса в разных ситуациях. Было видно, что в процессе некоторых разговоров он отвечал, исходя из предполагаемых наших ожиданий. Это нормально для человека: стремиться показать себя с лучшей стороны. И в то же время это доказывает, что границы человеческой этики и морали он тоже прекрасно видит.
– Он бросился на меня, – напомнил Антуан. – И если бы не охрана, убил бы. Даже глазом не моргнув.
– Опять же, нормальная человеческая реакция. – Маль усмехнулась. – Ты и сам знаешь, что ваш разговор был провокацией. Если бы он остался спокоен, то я бы, пожалуй, заподозрила в нем опасного для общества психопата. Неужели ты в аналогичной ситуации отреагировал бы иначе?
– Да, пожалуй, – кивнул Антуан. – Это может быть нормальной человеческой реакцией. А может не быть.
– Он с самого начала вел себя довольно агрессивно и жестоко, – заметил Берт. – Не как настоящий Маркус.
Маль странно хмыкнула, нервно постучав кончиком карандаша по столу. Я удивленно посмотрела на нее. Было видно, что она с трудом сдерживает рвущийся наружу сарказм.
– Я могу предположить, что все мы не так хорошо знали настоящего Маркуса Фроста, как некоторым из нас хотелось бы.
– Почему ты так говоришь? – спросила я, внимательно наблюдая за выражением ее лица. Губы Маль кривились, изображая презрение. И я этого не понимала.
– Потому что он служил в армии Федерации, – пояснила она, в упор посмотрев на меня. – Присоединяя земли каори, ваша армия творила такие зверства, на фоне которых убийство Рантор – это просто цветочки. Я знаю, что он служил в моих родных краях. И хотя я давно потеряла с ними связь, я еще помню некоторые вещи, потому что была не такой уж и маленькой тогда. Как минимум, я помню, как потеряла родных родителей…
– Маль, к чему ты клонишь? – перебил Антуан.
– К тому, что монстр мог поселиться в Маркусе Фросте задолго до того, как его превратили в химеру. Да, мы знали его другим. Но его двойник через многое прошел. Мы не знаем, каким был бы сейчас Маркус, какие изменения претерпела бы его личность, его психика, пройди он через это. Возможно, все эти события просто вытащили наружу то, кем он был раньше. Я не утверждаю, что жестокая природа хамелеона никак не влияет на его человеческую личность, – пояснила она свою позицию. – Я лишь говорю, что мы не можем быть уверены, до какой степени она на него влияет. Делает ли она его по-настоящему опасным.
– Давайте не будем забывать о том, что он спас мне жизнь, – вклинилась я. – Пусть он ничем не рисковал, потому что неуязвим, но вместо того, чтобы сбежать в суматохе, он остался и защитил меня. Это определенно говорит в его пользу.
– Хорошо, оставим пока этот вопрос, – решил Антуан. – Мы можем подавить хамелеона, как в случае с Линой? Или нужна трансплантация именно от прототипа?
– Не обязательно, – Маль покачала головой. – Я думаю, могло бы получиться с близким родственником. К сожалению, родители Маркуса умерли. У него есть сводный брат и сводная сестра от их первых браков, но они получаются недостаточно близкими родственниками. Детей у Маркуса не было, так что… – она бессильно развела руками.
– Вариантов нет, – закончил за нее Антуан с едва заметным кивком. – Значит, мы должны принять решение, исходя из того, что выпустим на свободу химеру, наполовину хамелеона, не имея возможности его изменить.
– Я не думаю, что в этом есть проблема, – пожал плечами Фрай. – Дайте ему шанс.
– А если он снова кого-нибудь убьет? – Антуан хмуро посмотрел на мага. – Ты готов взять на себя ответственность за последствия?
Фрай выпрямился в кресле, подался вперед. Его лицо стало непривычно серьезным, как и голос, когда он заговорил:
– Знаете, Антуан, я уверен, что каждый сидящий в этой комнате способен при определенных обстоятельствах совершить убийство. Но если вы спросите меня, стоит ли всех нас посадить в тюрьму или ликвидировать, я скажу: нет. И если кто-то потом все-таки кого-нибудь убьет, я не буду считать себя виноватым. Законы Федерации предполагают наказание только для тех, кто уже совершил преступление. Убийство Рантор вполне можно списать на самозащиту, я отказываюсь считать это преступлением. И пока Маркус не совершит другое, нет смысла его наказывать. Хотите, чтобы он вел себя как человек? Так начните относиться к нему, как к человеку. И посмотрите, что из этого выйдет.
В переговорной повисла тишина. Мы все смотрели на Антуана, а он смотрел прямо перед собой. Я старалась сохранять внешнее спокойствие, хотя сердце колотилось как безумное. Я сама не знала, какое решение жду. Часть меня хотела, чтобы Маркус обрел свободу и шанс на нормальную жизнь, а другая часть до дрожи боялась этого.
– Что ж, – наконец изрек Антуан, – в одном я с вами согласен: держать его в подвале больше нельзя. Но и просто отпустить его на все четыре стороны я тоже не могу.
Глава 18
Маркус беспокойно мерил шагами свою небольшую гостиную. Он чувствовал, что начинает сходить с ума. Нет, не от недостатка общения, а от этих стен, отсутствия солнечного света, свежего воздуха и возможности свободно передвигаться. Он сходил с ума от однообразия. Он вырвался из лаборатории Рантор всего на пару дней, но этого оказалось достаточно, чтобы попасть в психологическую зависимость от свободы. Убеждение Рантор, которая смогла внушить ему, что его место – лаборатория, больше не действовало. Маркус понимал, что шансов выбраться отсюда живым у него почти нет, но если раньше смерть пугала его, то теперь он хотел хоть какого-то решения. И неважно какого.
Когда открылась дверь и в его камеру вошел Антуан, Маркус заставил себя остановиться и хотя бы изобразить спокойствие. Он засунул руки в карманы брюк и хмуро посмотрел на гостя.
– Сегодня не твоя очередь.
– Знаю. Но сегодня я здесь не для того, чтобы развлекать тебя беседой.
– А для чего же?
– Наше исследование закончено. Мне очень жаль, но мы не можем тебе помочь, не можем подавить твою вторую половину, как мы сделали это с Линой.
– И вам понадобилось два месяца, чтобы это понять? – презрительно усмехнулся Маркус, внутренне напрягшись. Вот он, этот момент. Сейчас он узнает, что они решили его уничтожить, но он не желал показывать страх или слабость. – Я вам сразу сказал.
– Мы должны были убедиться. – Антуан улыбнулся. – И мы убедились.
– И что теперь? Оставите меня здесь, – Маркус обвел взглядом камеру, – до конца моих дней или поступите по протоколу?
