Диван заскрипел с удвоенной силой. Чую, не выдержит он нас обеих.
Дашка обхватила меня за талию, притянула к себе и уткнулась носом в волосы.
— Все так же пахнешь карамельками.
— Неправда!
Она лишь фыркнула, и вновь повисла тишина. Сердце щемило, на глаза наворачивались слезы.
— Я с завтрашнего дня в Демидовском ЯрГУ историю магии преподаю, — вдруг заявила сестрица.
— А они в курсе?
С нее станется прийти и поставить ничего не подозревающих бедолаг перед фактом.
— Конечно, сами же пригласили.
Я резко повернулась и приподнялась на локтях.
— Одну из Зеленцовых пригласили преподавать в старейшем вузе Ярославля? — уточнила недоверчиво.
— Ну да. Я как кое-кому кое-какие фотки отправила, так сразу и пригласили.
Вот же…
Я устало откинулась на подушку и вперилась взглядом в потолок. Дашка пристроила голову на моем плече.
— Зачем?
— Я должна быть здесь.
— Зачем?
— Сонька… что-то грядет. Знаю, тебе моя защита не нужна, но я должна быть здесь.
Я закрыла глаза.
У Дашки сильный дар предвидения, только такой же непутевый как она сама. Сплошные предчувствия, никакой конкретики.
Что-то грядет…
Черт, ну неужели ж не видать мне спокойной жизни?
* * *
Отдел встретил меня тишиной и пустотой. Только Липка Аббасова в комнате отдыха потягивала чай и довязывала пинетки для третьего внука. Я посмотрела на часы — ровно восемь. До начала рабочего дня еще тридцать минут, но у нас все приходят пораньше. Что происходит?
— Ли-и-ип?
— А? — Седовласая артефакторша оторвалась от вязания и поправила круглые очки. — О, привет. Все у главного. Чего-то совещают.
— А мне надо? — Я неуверенно помялась в дверях, искоса поглядывая в дальний конец коридора.
— Сказал, чтоб присоединялась, как явишься, — припечатала Липа. — Иди-иди, он сегодня дюже добрый.
Верилось с трудом, но…
— Стой, погоди, — внезапно подскочила артефакторша.
— М?
— Слушай, Сонь… — Она вроде как даже замялась и покраснела, что выглядело несколько дико и неестественно. Румянец этому невозмутимому лицу не шел категорически. — Ты в последнее время за Ковальчуком ничего странного не замечала?
— Например? — нахмурилась я.
— Ну вот, знаешь, он у меня все про какие-то артефакты спрашивает, о каких я в жизни не слыхивала. И это я-то! Понимаешь?
Я не понимала.
— А что странного-то? Если по делу…
— Так в том и дело, что не по делу! И вообще он будто сам не свой… Все время в кабинете запирается, разговоры какие-то слушает, да личностей подозрительных привечает. Я ведь не сплетница, ты знаешь, но напрягает меня это. Что-то неладное в управлении творится, а никому будто и дела нет.
— Наш отдел — это еще не все управление. — Я пожала плечами. — Да и где нам постигнуть помыслы руководства.
— Ладно, — махнула рукой Липка. — Но ты, коли что странное заметишь, не молчи. О таких вещах сразу докладывать надо, куда следует. А то под крышей таких вот богаделен порой и скрывается самое настоящее зло…
Это меня сейчас так аккуратно агитируют накатать на Ковальчука кляузу? Вы не подумайте, что я против — было бы за что, но… это еще страннее якобы странного поведения шефа. По мне, так в нем ничего не изменилось. А вот Аббасова сейчас почти пробудила моего внутреннего Шерлока, мирно спящего почитай всю жизнь.
— Хорошо, Липа, молчать не буду, — пообещала я, не желая развивать неприятную тему.
Обо всем этом можно подумать и позже, когда нервы не будут дребезжать от предстоящих трудовых подвигов.
Я одернула рубашку, откинула за спину волосы, утром выпрямленные Дашкой, и, глубоко вдохнув, отважно пошагала к кабинету шефа. Сегодня я — идеальный сотрудник. Никаких крыльев, никаких раздражающих кудряшек, даже синяк сестренка залечила, хотя я боялась доверять ей свое лицо. Волосы-то ладно, отрастут, а пластика мне сейчас не по карману. Тем не менее Дашка справилась. И проводила меня на работу как на смертный бой. Теперь вот боюсь, как бы не прискакала сюда лично — защищать от «грядущего».
Пару раз стукнув костяшками по косяку, я осторожно просунулась в дверь. Ко мне тут же синхронно повернулись пятнадцать голов, растянувшихся по обе стороны длинного стола. Еще одна голова, шестнадцатая, Ковальчуковская, хмыкнула и открыла рот:
— Ну проходи, коли соизволила явиться.
Руки помимо воли сжались в кулаки. Скотина. Знает же, что я не опоздала.
Я неуклюже протиснулась в кабинет и поискала глазами место. Разумеется, за столом все было занято, и лишь в углу слева от двери приютился одинокий стул.
Дважды скотина.
Я плюхнулась на жесткое сиденье и с трудом удержалась, чтобы угрюмо не скрестить руки на груди. Еще не хватало изображать тут нахохлившегося воробья. Обойдутся.
— Итак, — начал Ковальчук, обрывая шепотки охотников. — Раз уж гражданка Зеленцова теперь с нами, можем обсудить напрямую связанные с ней вопросы.
Я напряглась. Неужели… неужели он расскажет, что я спалилась человеку? Это ж ему в минус, кто-нибудь из услужливых доложит выше, и все, прощай и Соня, и Ковальчук.
— Я решил, — продолжил шеф, — что пора провести небольшой эксперимент. Открытое расследование.
— Чего? — опешил Рогожин, почесывая живот. — А у нас бывают закрытые? Ну, кроме внутренних.
— Открытое с нашей стороны по отношению к людям, — пояснил Ковальчук, явно сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. — Никакой тайной слежки, никаких уверток, никаких брежатых.
Народ вновь взволнованно зашептался.
— Точнее, — повысил голос шеф, — брежатый будет, но исключительно в зримой форме. Софья Викторовна любезно согласилась сыграть роль представителя управления в текущем деле и стать временным напарником человеческого следователя.
Софья Викторовна сидела в углу и силилась не уронить челюсть.
А потом до Софьи Викторовны дошел коварный план начальства, и от удивления не осталось и следа.
И это меня он называл предсказуемой? Сам-то.
Думаю, остальные тоже догадались (или скоро догадаются), что «открытое расследование» — сплошная фикция. Ага, позволил бы кто-то Ковальчуку проводить подобные эксперименты. Не ему решать, что говорить непосвященным. Не ему фильтровать правду.
А значит, я — лишь отвлекающий маневр. В стиле «О, а давайте спустим мартышку с поводка и, пока следак будет ее ловить, быстро раскроем дело».
