«Открыв первую дверь, я очутился в помещении, где находился дезинфицирующий душ. Здесь я прошел обработку раствором карболовой кислоты, затем надел резиновую спецодежду, похожую на легкий водолазный костюм, и уже в ней снова прошел обработку дезинфицирующей жидкостью.
Эта одежда почти не отличалась от той, которой мне приходилось пользоваться при проведении опытов на животных. Она плотно облегала все тело. За спиной находился маленький кислородный аппарат. Открыв вторую дверь, я снова доложил, что готов приступить к работе.
Посредине комнаты к черной, словно вымазанной дегтем, железной койке привязывали человека (“бревно”), который отчаянно бился в руках ассистентов. Люди в такой же, как и у меня, спецодежде держали жертву равнодушно, как автоматы. “Бревно” защищалось со страшной силой, хотя руки и ноги его уже были связаны. Это был здоровый человек нормальной упитанности. Человек, используемый для опыта, как и подопытное животное, должен быть здоровым, так как если он болен и ослаблен, результаты опыта не будут отражать картину течения болезни в обычных условиях. Поэтому в тюрьме нашего отряда особое внимание обращалось на питание и гигиену. В этом заключалось ее главное отличие от обычных тюрем.
Я подносил, как мне было приказано, медикаменты и инструменты и наблюдал, как военный врач делает инъекцию. Я не знал, с какой целью производится опыт, что вводят человеку в кровь, но, судя по тому, как хронометражист внимательно следил за течением болезни после инъекции, я понял, что проверяется скорость действия каких-то бактерий. Несчастный корчился в страшных муках, издавая душераздирающие вопли, но, наконец, затих, видимо силы его иссякли. Опыт продолжался два-три часа, показавшиеся мне вечностью.
Вечером мне приказали вывезти его труп. Он выглядел ужасно. Вся грудь и лицо подопытного приобрели темно-лиловый оттенок из-за подкожных кровоизлияний. Лимфатические железы под мышками и в паху страшно вздулись, а кожа в этих местах стала темно-красной, как у спелого персика.
…Труп окунули в крепкий раствор карболки, и я, взвалив мертвеца на тележку, повез его… Высокая труба, назначения которой я до сих пор не знал, оказалась трубой крематория. Туда был проведен электрический звонок, возвещавший об окончании опыта, поэтому, когда я добрался до открытых дверей, меня уже ждали трое служащих».
Нельзя сказать, что «бревна» не понимали, зачем их привезли в эту тюрьму, либо вели себя пассивно. Сотрудники отряда рассказывали Моримуре, что им так и осталось не понятным, как заключенные разных камер поддерживали между собой связь и передавали из камеры в камеру различные предметы. Был такой случай. По камерам с целью эксперимента раздали сладкие пирожки, зараженные бактериями брюшного тифа. Но те, кто знал о подобных опытах, передали по всем камерам, что пирожки, возможно, заражены бактериями. Ни один заключенный к ним не притронулся.
Происходили и еще более удивительные случаи. Так, чтобы подкрепить больного заключенного, ему в камеру по цепочке передавали сухие фрукты, входившие в рацион узников. По тюрьме ходили клочки бумаги, на которых было записано содержание экспериментов. В одиночную камеру, куда только что заключили пленного командира Народно-освободительной армии Китая, были переданы в качестве «знака внимания» маленькие китайские туфельки, которые «бревна»-китаянки плели из скрученных полосок бумаги.
Прореживание. В ходе экспериментов неизбежно появлялись «бревна», которые после инфицирования бактериями чумы все-таки выживали. Были «бревна», приобретавшие такого рода иммунитет и к другим микроорганизмам (о каких именно возбудителях болезней идет речь, Моримура не сообщает). Для исследования процесса появления иммунитета эти подопытные представляли значительную ценность, но, с другой стороны, оказалось, что если их оставлять в живых, то некуда будет помещать новые «бревна», которые постоянно прибывали. И тогда прибегали к методу скоростного умерщвления заключенных, который назывался «прореживанием».
Выживших подопытных заключенных сотрудники спецгруппы выводили из камер и вели в помещение рядом с ванной комнатой. Имевшие горький опыт неоднократных экспериментов, люди были крайне насторожены, поэтому вывести их из камер было нелегко, тогда «экспериментаторы» прибегали к обману: «Тебя сейчас освободят, но для этого нужно сделать предохранительную прививку». Так их выманивали из камер и вели под охраной сотрудника спецгруппы, вооруженного пистолетом. Приведя «бревно» в специально оборудованную комнату, ему быстро вкалывали в запястье 20 см 3 хлороформа. Менее чем через секунду у подопытного начиналось удушье, глаза выкатывались из орбит, тело покрывалось гусиной кожей, и наступала смерть. Такому «прореживанию» подвергалось до 20 «бревен» в месяц.
Подсчет жертв. Осуществлен весьма приблизительно по рентгеновским снимкам подопытных людей, поступавших в отряд. Как только новых заключенных помещали в специальную тюрьму, группа Ариты делала их рентгеновские снимки. Прежде чем сделать снимок, на груди заключенных, как мужчин, так и женщин, сотрудники группы Ариты черной тушью писали порядковый номер арабскими цифрами. Нумерация начиналась с трехзначной цифры, то есть со 100, и продолжалась до цифры 1500. Это составляло один цикл. Зафиксированный на снимке номер сохранялся за узником в течение всего пребывания в тюрьме. Когда нумерация доходила до 1500, счет опять возобновлялся со 100.
Бывший служащий отряда рассказал Моримуре следующее: «Насколько я помню, в мае 1942 г. нумерация заключенных выражалась цифрой порядка 700… За 1000 она перевалила к концу 1943 г. В начале 1944 г. она быстро достигла 1500, а затем снова началась со 100. С этого времени циркуляция заключенных стала особенно интенсивной. К концу 1944 г. порядковый номер превысил 1000, а к весне 1945 г. он выражался примерно цифрой 1400. Поэтому только на моей памяти нумерация заключенных прошла два цикла (2800), и говорить о том, что общее количество заключенных составило 3000, отнюдь не преувеличение».
Однако были и такие подопытные, которых направляли на эксперимент, не подвергнув предварительно рентгеновской съемке, некоторых умертвили сразу же по прибытии в отряд, в это число не вошли люди, замученные в период 1933–1942 гг. Ни одному подопытному человеку за все время существования отряда не удалось спастись.
Из протокола допроса бывшего начальника лагеря «Хогоин», сотрудника японской контрразведки Иидзимы Есио, допрошенного 20 октября 1949 г. в качестве свидетеля, стала известной фамилия одного советского военнослужащего, погибшего в отряде № 731 — это красноармеец Демченко, отказавшийся отвечать на вопросы Иидзимы и отправленный им в отряд для уничтожения. Иидзима долго пытал этого человека лично, поэтому он запомнил его фамилию. Только в 1945 г. в отряд было отправлено для уничтожения 40 советских граждан. Никаких дел в суд на них не оформлялось (Материалы судебного процесса…, 1950).
Моримура утверждает, что большинство научных медицинских работ, написанных сотрудниками отряда № 731 на основе экспериментов над живыми людьми, опубликованы в «Журнале японского общества изучения патогенеза», без указания на то, что в качестве экспериментальных моделей ими использовались люди.
