Затягивающую, как его глаза.
В нее прорывались какие-то звуки: шорохи, голоса. Но потом и они будто выключились, остались там, на поверхности.
И я падала бы дальше, если бы меня не подхватили сильные руки, подняли над землей и куда-то понесли. Обычно обжигающие объятия подарили прохладу: ящеры способны менять температуру тела. Хотя, возможно, я не чувствую жара, потому что сама горю.
В горле пекло, но я была не в состоянии даже облизать пересохшие губы.
Всхлипнула, почувствовав под собой холодное покрывало, и отпустила щиты. Они лопнули, как натянутые до предела струны. С легким «дзынь» (хотя может, мое воображение сыграло дурную шутку), за которым в меня хлынули чувства. Как цунами окончательно сбивая меня с пути, сметая, поглощая, выпивая без остатка.
Желание. Такое жгучее и невыносимое растекалось по всему телу, будоражило и заставляло закипать мою кровь. Кожа стала безумно чувствительной, хотелось завернуться в покрывало, лишь бы не чувствовать себя такой обнаженной, и одновременно потереться об него, чтобы ощутить легкую ласку. А может, не только легкую.
Грудь ныла, острые вершинки сосков терлись о ткань бюстье, напряжение сгустилось внизу живота: я осознала это с примесью изумления и стыда. Каждое прикосновение приносило только мучение…
Прикосновение?!
Жесткие пальцы лишили меня обуви и заскользили по моей стопе выше, к пульсирующему порезу.
— Нет, - вскрикнула я, когда он сорвал пластырь и надавил на ранку. Хотя не была уверена, что мои губы вообще что-то произносили, настолько слабой я сейчас себе казалась. Слабой и беззащитной.
— Пожалуйста, - всхлипнула, не понимая, чего хочу, а чего нет. И к чему все это…
Острый коготь вошел в порез, и меня подкинуло вверх. Теперь я точно закричала. От боли, от ощущения беспомощности. Кричала так, что окончательно охрипла. И пока лезвие когтя не сменилось… Поцелуем!
От прикосновения сухих губ к ранке меня подбросило снова, но на этот раз от неожиданности и… Я даже сама себя боялась признаться от чего еще! А когда язык прошелся по порезу все мысли во мне просто закончились. От макушки до кончиков пальцев ног прокатилась жаркая волна, прокатилась и сосредоточилась внизу живота. Распаляясь и распаляя. Меня выгнуло дугой на покрывале.
Что я там говорила про раствориться?
Я уже не чувствовала: где я, а где он. Что я там вообще говорила? Думала?
Руки скользнули выше, поглаживая нежную кожу на внутренней поверхности бедра, и во мне все взорвалось. Я вскрикнула, но уже не от боли, а от наслаждения. Такого яркого. Резкого. Острого. Какого ни разу не испытывала в своей жизни.
Темнота перед глазами начала набирать свет и яркость, словно солнце всходило на горизонте. С огромным трудом, но я разлепила веки, чтобы обнаружить себя в совершенно незнакомой комнате.
В незнакомой спальне.
На незнакомой кровати.
С задранной до бедер юбкой, наверняка, открывающей много всего.
На сбитых влажных простынях…
Правда кое-что знакомое все-таки было. Точнее, кто.
В кресле возле постели застыл Ладислав Берговиц. Холодный и далекий. Стоило мне повернуть к нему голову, как в меня вонзили сканирующий взгляд, от которого загорелись щеки.
Еще слабыми руками я отдернула юбку и хотела спросить, что вообще случилось, но ящер меня опередил и гневно поинтересовался:
— Почему вы не рассказали?
И взглядом приложил так, словно я была виновата как минимум в мировом кризисе, набирающем обороты. А так как я не считала себя виноватой (по крайней мере, в том, что подхватила простуду, когда спасала его дочь), то и оправдываться не собиралась.
Еще бы понять, в чем меня обвиняют.
— О чем? - спросила напрямик.
— О том, что вас пометила шэма.
— Что?!
Так! Мне нужно прочисть уши или окончательно прийти в себя. Потому что от дурацкого вируса у меня, кажется, начались слуховые галлюцинации, а если вспомнить, как совсем недавно я стонала, кричала и выгибалась от ласки ящера, не только слуховые. То есть крыло меня знатно, но к счастью, это прошло.
Прошло же?
Я попыталась приподняться, но на меня вновь накатились темнота и слабость, заставляя меня рухнуть обратно на кровать.
С одной-единственной мыслью.
Я в постели Ладислава Берговица.
Осознав всю абсурдность положения, в которое попала, не удержалась от смешка. То ли это истерика, то ли во мне начал просыпаться сарказм.
— Что вас развеселило? - спросил ящер.
— Многие девушки отдали бы руку на отсечение, чтобы оказаться на моем месте, - ответила честно.
— Но не вы?
Вопрос сбил меня с толку, заставил снова утонуть во взгляде Берговица, в котором гнев сменился интересом. От этого взгляда захотелось натянуть юбку до самых стоп: увы, она была в принципе длиной до колен и отказывалась сильно натягиваться.
— Потому что вы мой босс.
— Не вы ли недавно заявляли, что ваш босс - моя дочь?
Я вообще много всего заявляла, чего только в горячечном бреду не наговоришь. Вот же…
Ситуация в точности копировала ту, что случилась в день собеседования. С одной единственной, но значительной разницей - тогда меня расплющило от сильных эмоций гостя Берговица. Еще и с поправкой на то, что я давно не использовала дар. Сегодня у меня такой отмазки не было. Несмотря на температуру, я тренировалась каждый день всю неделю, держала щиты и просто свалилась под ноги Берговицу. А потом…
Потом случилось нечто невероятное. Если невероятным можно обозвать мои фантазии на тему мужчины, сидящего передо мной. Ну очень горячие фантазии! До сих пор щеки горят.
— Вы говорили что-то про шэм, - напомнила я, стараясь свернуть с неловкой темы, которую мы затронули. Да, лучше делать вид, что ничего не случилось. Наверное. Только бы соскрести себя с кровати Берговица… - Что-то про метки.
— Царапина на вашей ноге, - кивнул на мою лодыжку ящер.
— А?
То ли я до сих пор не пришла в себя, то ли просто туго соображала, но не могла понять, какое отношение мой порез имеет к тем тварям. Я вообще ровным счетом ничего не знала о шэмах.
— Помните, как ее получили? - поинтересовался Берговиц сложив руки на груди. Даже сидя в кресле, он выглядел внушительно и умудрялся возвышаться надо мной.
Обидно стало до жути. Мне вообще-то плохо, а он тут играет в угадайку. Еще и юбку задрал! А это уже не входит в мои должностные обязанности. Поэтому я приподнялась на локтях и попыталась с упорством ленивой пиры (до невозможности медленного лохматого зверька) сползти с кровати.
