Более того, The Huffington Post сообщает, что неонацистский сайт The Daily Stormer (объявивший своей целью «распространять в массах учение национализма и антисемитизма») составил стилистический указатель для авторов с советами в духе «Всегда и во всем вините евреев», добавил к нему список одобренных редакцией расовых оскорблений и – чудовищное пожелание пускать в ход юмор: «Тон сайта должен оставаться легким».
«Непосвященные не должны отличать, когда мы шутим, а когда нет, – требует составитель стилистического указателя. – Также следует осознанно пародировать стереотипы фанатичного расизма. Такая самоирония: я – расист, и я подшучиваю над стереотипами расистов, потому что не принимаю себя чересчур всерьез… Понятно, что это условность, и я в самом деле предпочел бы отправить жидов в газовую камеру. Но в лоб это делать не стоит»
.
Трамп, разумеется, тоже тролль – и по темпераменту, и в силу привычки
. Его твиты и спонтанные ремарки – квинтэссенция троллинга, сплошная ложь, оскорбления, инвективы, ругань, доходящая до безумия непоследовательность злого, разобиженного, одинокого и полностью поглощенного собой подростка, живущего внутри им же созданного пузыря. Добиться внимания, которого так жаждет, он может, лишь избивая «врагов» и распространяя во все стороны тучи гнева и недовольства. Даже став президентом, он продолжает троллить отдельных людей и целые институты, размещая и воспроизводя в своем Twitter оскорбления, фейковые новости и подлые намеки. В канун Рождества-2017 Трамп ретвинул картинку: на подошве его башмака – кровавое пятно и надпись CNN, – в очередной раз унизив прессу. Еще в 2013 году, когда в Twitter его назвали «главным троллем во всем твиттере», Трамп обрадовался: «Отличный комплимент».
В разоблачительной книге «Сделка с дьяволом» (2017) журналист Джошуа Грин вспоминает, как на фоне «Геймергейта»
[39] Стив Бэннон рекрутировал множество геймеров – юных, асоциальных, по большей части белых мужчин – в Breitbart. И если поначалу многие из них не склонялись к правой идеологии, то побросаться говнобомбами в истеблишмент рвались все, и потому в Трампе видели родственную душу. «Сам Трамп, – пишет Грин, – укреплял альянс альт-райтов с помощью ретвитов Лягушки Пепе, а изредка и перепостов (всякий раз его помощники отрицали наличие дурного умысла) с аккаунтов белых расистов»
.
Некоторые тролли, опираясь на релятивистскую аргументацию, пытались доказать, что альтернативные факты – всего лишь еще один голос в дискуссии, что объективной истины больше не существует, есть лишь различные восприятия и нарративы. Разумеется, в их устах постмодернистские аргументы использовались с дурной целью, но сами по себе эти заявления отнюдь не бесхитростны – ничуть не более, чем попытки заступников Поля де Мана затушевать его антисемитизм деконструктивистским анализом, мол, его пронацистские публикации 1940 года не значат то, что они, по всей очевидности, значат.
Деконструктивизм нигилистичен по сути своей, он обесценивает старания журналистов и историков максимально приблизиться к правде, тщательно собирая и оценивая свидетельства. Деконструктивизм объявляет разум устаревшей ценностью, язык – не орудием коммуникации, а нестабильным и обманчивым интерфейсом, постоянно опровергающим самого себя. Сторонники деконструктивизма не верят, что смысл текста определяется замыслом автора (они оставляют это на усмотрение читателя или зрителя), а многие постмодернисты заходят еще дальше: дескать, идея личной ответственности тоже устарела, или, как формулирует Кристофер Батлер, «она опирается на чересчур литературное и буржуазное представление о важности индивидуальных действий человека и не замечает лежащих в основе всего экономических структур»
.
В 1960-е годы, когда постмодернизм начал распространяться в Европе и США, он воспринимался как сила, направленная против авторитетов, старых гуманистических традиций, а по мере того, как заветы сарказма, иронии и самоиронии просачивались в популярную культуру, он начал восприниматься, как отмечал в начале 1990-х годов Дэвид Фостер Уоллес, и как противоядие от ханжества и самоуспокоенности 1950-х, мира «Предоставьте это Биверу»
[40]: это был прием, с помощью которого «гадкий мальчик» взрывал старые обычаи и верования в эпоху, когда мир стремглав несся к абсурду
. И этот же постмодернизм породил некоторые подлинно дерзкие и новаторские шедевры, как «Бесконечная шутка» самого Уоллеса.
В большом эссе о современной культуре Уоллес приходит к выводу, что постмодернистская ирония оказалась мощным орудием разрушения, но по сути своей это теория «критикующая и деструктивная» – годится, чтобы расчистить площадку, но на редкость «бесполезная, когда наступает время строить нечто взамен ниспровергнутых ею предрассудков». Проповедуемый постмодернизмом цинизм отвратил писателей от искренности и прочих «ретроценностей вроде оригинальности, глубины и цельности», – пишет Уоллес. Эта ирония «защищает от презрения как раз того, кто сеет презрение» и превозносит «сеющего презрение как поднявшегося над толпой, которая все еще поддается древним уловкам». Манеру «я не имею всерьез в виду то, что я говорю» со временем усвоят тролли альт-райтов, желающие показать, что они вовсе не ханжи и не расисты – шутят они так.
В 1993 году Уоллес выбрал двух знаменитостей в качестве символов ядовитой постмодернистской иронии – теперь, задним числом, мы можем различить в них предтеч Трампа. Первый – Джой Исудзу, звезда шутовской рекламы 1980-х, «маслянистый, схожий с сатаной торговец», как описывает его Уоллес, который «превозносил отделку салона якобы из настоящей шкуры ламы и утверждал, что автомобиль Isuzu может ехать на воде из-под крана», – увлекательная пародия на нечестного продавца, приглашающая и зрителей «заценить шутку». Джой Исудзу то и дело приговаривал: «Положитесь на мое слово», а по экрану бежали титры: «Он врет»
. Вторая знаменитость, выбранная Уоллесом в качестве образцового представителя постмодернизма 1990-х годов, – Раш Лимбо, «воплощенная ненависть, которая будет тебе подмигивать и пихать тебя локтем и сводить все к шутке».
Просачивающееся в массы наследие постмодернизма, подытоживает Уоллес, – это «сарказм, маниакальная скука, подозрительность по отношению к любому авторитету, неприязнь к любым правилам поведения и чудовищная склонность к высмеиванию всего неугодного – вместо искреннего желания не только диагностировать и обличить, но и исцелить. Надо понимать, что этим теперь пропитана вся культура. Это стало нашим языком».
Постмодернистская ирония сделалась нашей средой обитания.
Водой, в которой мы плаваем.
Эпилог
В провидческой книге «Развлекаясь до смерти» (1985) Нил Постман рассуждал о том, как непоправимо изменили наш культурный ландшафт «технологические отвлечения, обеспечиваемые электрическим прибором»: культурный дискурс обеднел, лишился последовательности, информация сделалась «упрощенной, несущественной, внеисторической и внеконтекстной, то есть информация подается как развлечение»
.
