Ну что здесь можно сказать? Забыли наши верховные вожди старую народную мудрость: «Не буди лиха, пока тихо». По сути дела, проигнорировав директиву морского министра от 28 августа 1954 года, в которой было четко прописано: «…хранить боезапас раздельно в Севастополе и Новороссийске, и загружать на корабль только в случае планируемых боевых действий…» Издавая же Директиву от 25 сентября «…о загрузке на “Новороссийск” боезапасов артиллерии главного калибра», наше военно-политическое руководство, видимо, не учитывало поразительную тупость англичан, наивно веривших каждому нашему секретному (?) документу, фактически подписывало линкору СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР.
Вот вам и серьезный аргумент в пользу ДИВЕРСИОННОЙ версии.
Эта же информация по перегрузкам боезапаса главного калибра на «Новороссийске» уже конкретно нацеливает нас на «отработку» проблемы столкновения «интересов» СССР — НАТО в районе Черноморских проливов. По этой теме нам предстоит отдельный разговор.
А пока вернемся к воспоминаниям бывшего начальника разведки штаба эскадры Вышлецова:
«…Ночью 29 октября в четвертом часу ночи ко мне на квартиру прибежали два матроса и, запыхавшись, сообщили: “Эскадра поднята по боевой тревоге. Вам срочно явиться на корабль! ”»
Зная о том, что врио командира эскадры с 2 часов ночи уже находился на борту аварийного линкора, несколько неожиданно получить информацию о том, что начальник разведки эскадры, числящийся заместителем начальника штаба эскадры по разведке, был оповещен лишь в четвертом часу ночи. Все это смотрится несколько неожиданно. Оповещение офицеров штаба эскадры производилось матросами штабной команды либо оповестителями из числа матросов флагманского корабля. Несколько странным выглядит и тот факт, что пара оповестителей добиралась до места проживания Вышлецова на Корабельной стороне как минимум часа полтора. Становится понятным, почему и Хуршудов прибыл на корабль через полтора часа после взрыва.
«…Быстро одевшись, я побежал на Аполлоновую, так как жил на Корабельной стороне. Ночь была тихая, темная и холодная. Выйдя через виадук на Апоппоновую пристань, увидел страшную картину — на месте стоянки линкора находилось какое-то чудовище, похожее на всплывшую подводную лодку, — это был перевернутый вверх дном линкор — над водой торчали киль и днище корабля.
У пирса в Аполлоновой бухте стоял катер, ожидавший прихода командира дивизии крейсеров…»
Читая подобные воспоминания, невольно напрашивается сказать: «И грех и смех!»
Это ж надо. Командир дивизии крейсеров контр-адмирал Лобов побывал на аварийном линкоре, оказывая посильную помощь командованию в борьбе за спасение корабля, затем «освежился» в морской воде после переворачивания линкора, выпил чаю с коньяком и теперь возвращался на свой флагманский корабль. А начальник разведки штаба эскадры все это время так «спешил» на флагманский корабль, что даже не стал дожидаться адмирала, за которым был послан катер.
«Оценив обстановку, как старший на пирсе, я приказал офицерам с крейсера “Фрунзе” садиться на катер, чтобы отбыть на корабль. Но старшина катера отказался выполнить мое распоряжение, заявив, что ему приказано ожидать командира дивизии. Я отстранил старшину от управления катером и приказал лейтенанту (фамилии не помню) вступить в управление катером и следовать на крейсер “Фрунзе ”. После высадки старшина катера вступил в управление катером и катер ушел за командиром дивизии.
У трапа “Фрунзе ” меня встретил командир корабля капитан l-eo ранга Шепотковский и, рапортуя, доложил: “Эскадра поднята по боевой тревоге. На кораблях осуществляются мероприятия по борьбе с подводными диверсантами. Врио командира эскадры контр-адмирал Никольский поднят из воды и находится в каюте в шоковом состоянии. Вы — старший на эскадре, жду ваших распоряжений ”.
Выслушав рапорт, я приказал объявить по эскадре: “Крейсер “Фрунзе ” — флагманский корабль эскадры. Вам лично находиться на ГКП крейсера и докладывать об обстановке ”».
Видимо, с учетом прошедших после трагедии с линкором сорока лет Вышлецов несколько «домыслил» события той ночи… Даже с учетом высокой и ответственной должности начальника разведки штаба эскадры не стал бы командир крейсера в звании капитана 1-го ранга встречать и тем более рапортовать ему по обстановке на рейде… Все дело в том, что, послав катер на Аполлоновку за командиром дивизии крейсеров — контр-адмиралом Лобовым, Шепотковский именно его и вышел встречать на площадку трапа. Это уж так — к слову пришлось.
«…Затем пошел в каюту флагмана. Контр-адмирал Никольский стоял под горячим душем, состояние его было несколько нервное. Кратко обсудили с ним обстановку. Никольский приказал мне следовать в военно-морской госпиталь, куда доставляли всех спасенных с линкора, и возглавить руководство по наведению порядка в госпитале, переодеванию и эвакуации личного состава линкора…»
Вот уже последнее задание, полученное Вышлецовым, вполне соответствовало его высоким должностным полномочиям и текущей обстановкой. Многие сотни моряков, чудом оставшихся в живых и оказавшихся в этот ночной час на территории госпиталя, требовали жесткого контроля и безусловно — заботы командования… Именно в этой связи вместе с Вышлецовым в госпиталь был направлен и политработник линкора — Басов.
«…Вместе с капитаном 3-го ранга Басовым я пошел на катере на Госпитальную стенку. В госпитале была сложная обстановка. Все палаты были заняты матросами, вытащенными из воды. По территории в возбужденном состоянии ходили группы матросов в мокрой одежде, дрожащими от холода. Побеседовав с несколькими группами и отдав им все свои папиросы, успокоив их, мы пошли к начальнику госпиталя. Капитана 3-го ранга Басова я послал к воротам госпиталя, которые уже осаждали жены моряков с линкора. К тому времени ворота начали брать штурмом. Приказал капитану 3-го ранга Басова в госпиталь никого не пропускать, кроме офицеров и старшин линкора, и поставил задачу собрать свой личный состав по боевым частям и службам, переодеть в сухую одежду. Из кабинета начальника госпиталя я связался с начальником тыла флота генерал-лейтенантом Жидиловым, который проинформировал меня о том, что машины с обмундированием уже вышли и на Сухой речке разворачивается лагерь для приема экипажа линкора. Я попросил срочно прислать машину с папиросами и махоркой и ускорить прибытие машин с обмундированием и для эвакуации личного состава. Очень сложная обстановка складывалась с погибшими моряками, которых вытаскивали из воды. Морг госпиталя не вмещал всех погибших. Других помещений не было. Предложил использовать помещение клуба, куда и сносили трупы погибших. К 14 часам 29 октября всех матросов и офицеров, кроме раненых и больных, которых разместили по палатам, отвезли в палаточный лагерь на Сухую речку. Доложил Врио командующего эскадрой контр-адмиралу Никольскому о выполнении задачи и получил разрешение вернуться на крейсер “Фрунзе”.
Хочется остановиться на причинах гибели линкора “Новороссийск". Подрыв — подрывом, а гибель — есть гибель. Ведь линкор после взрыва мог дать ход и не имел повреждений в районе цитадели. Были повреждения только легкого корпуса. Может быть, что этот вопрос и будет спорным, но память о произошедшей трагедии требует высказать свое личное мнение. Убежден, что никаких диверсантов-подводников не было. Был взрыв на мине, или взрыв заложенного в корпус линкора фугаса…»
