— Вот гад! — выдохнул полковник бессильно. — Только вернись — выгоню вон со службы!
Он выругался и, сделав несколько шагов к городу, обернулся в ту сторону, куда умчался Сапожников.
— Ты только вернись, Николай! — пробормотал полковник умоляюще. — Очень тебя прошу…
* * *
Серега оглянулся — и обнаружил, что за время, пока они болтали, обитатели больничного коридора подползли совсем близко. Один из них оказался рядом с Малинкой и цапнул ее за ногу.
— Цыть! — взревел монах, взмахнул рукой — и всех размело по их прежним местам.
Он пристально посмотрел на Малинку:
— Ты их видишь?
— Ну да, — кивнула она.
Он недоверчиво покачал головой:
— Но ведь полночь еще не пробило… Чудно!
— Как же я могу их не видеть? — продолжала Малинка. — Какие-то замороченные все, бледные… Больные, что ли? Ты тоже видишь, Серега?
Серега кивнул и спросил:
— А откуда ты знаешь, как меня зовут?
Малинка растерянно моргнула:
— Но ты же сам сказал, что тебя зовут Серега Сапожников… Николаевич!
— Это я Валентину сказал, а ты слышала! — догадался Серега. — Лежала как мертвая, а слышала!
— Лежала как мертвая, а на самом деле была живая! — радостно объявила Малинка.
«Нет, это монах тебя оживил!» — Серега хотел восстановить справедливость, но промолчал, чтобы не напугать девочку.
Кому приятно знать, что он воскресший покойник?! Как бы Малинка не начала себя оплакивать!
— Живая-то живая, — сказал монах, — а на тот свет уже собиралась. Я твою душу удержал. Но это уже дело прошлое. А сейчас вам пора уходить отсюда. Не то…
— И правда, пошли скорей, — перебила Малинка, спрыгивая с каталки. — Мне давно пора вернуться. К маме должен был один человек приехать, я вышла его встретить — а тут эта «Скорая»… Мама, наверное, меня сто раз потеряла. А телефон я дома оставила. Мамочка там с ума сходит, бедная… Ой, да ведь уже совсем темно! Как же я дорогу найду?
— Утром отыщешь свою матушку, — сказал монах. — Если в ночи не заплутаешь.
Малинка покачнулась и схватилась за Серегу. Пальцы у нее стали такие же ледяные, как у монаха.
«Здорово она перепугалась!» — догадался Серега, и у него немного полегчало на душе.
Честно признаться, его здорово напрягало, что Малинка такая бесстрашная. Да еще рогатка у нее в кармане!.. В той самой книжке, где Серега вычитал, как Зевс родил Афину Палладу из головы, рассказывалось, что в древние времена жили амазонки — такие женщины-воительницы, которые были храбрее и сильнее многих мужчин.
Наверное, думал Серега, читая ту книгу, амазонки с детства были жуткие уродины, на них мальчишки смотреть не хотели, вот они и разозлились — и решили доказать, что самые крутые.
Но Малинка-то хорошенькая! Ей совсем не нужно быть амазонкой! Она должна быть просто девчонкой, которую охота защищать.
Папа всегда говорил, что сила женщины — в ее слабости. Это тоже такая народная мудрость.
Серега осторожно сжал холодные Малинкины пальцы и спокойно сказал:
— Не бойся. Он хочет нам помочь. Давай делать то, что он говорит, и все будет хорошо.
— Верно речешь, наследок, — кивнул монах. — Идите за мной, чада! По пути вам все поведаю.
Ребята послушно перебрались через поваленные кирпичи в темный провал стены.
Серега оглянулся. Коридорные обитатели снова начали сползаться со всех сторон. Их бело-зеленоватые глаза сверкали все ярче. И такой злобой веяло от них…
Серега передернул плечами: его даже зазнобило.
— Может, каталкой отверстие загородить? — предложил он.
— Каталка их не удержит, — ответил монах. — Но пока не пробило полночь, они вам вреда не причинят.
«Почему полночь? — подумал Серега. — Полночь, как говорится, время мертвецов и привидений. Но они ведь все живые! Больные, странные — но живые! Я их вижу, Малинка видит… Наверное, это все же психушка. И в полночь местные пациенты окончательно съезжают с катушек!»
Объяснение, сказать по правде, было так себе. Хиленькое такое объясненьице…
Но Сереге не больно-то хотелось обо всем этом размышлять. Довольно страшно было — размышлять о том, что тут происходит!
— Что-то я не видел тут часов, — буркнул он, — как они узнают, пробило полночь или еще нет?
— Где бы мы ни были, мы всегда услышим, как бьет полночь, ибо с ней наступает наш час! — сказал монах, и у Сереги от этих слов снова мороз по коже прошел. — Идите, идите, не медлите!
Он проскользнул в дверь.
Следом протиснулись ребята — и Серега даже ахнул, потому что в этой узкой тесной комнатушке без окон оказалось пять углов!
Два самых обыкновенных, прямых, а один острый. В этом углу валялись ржавые цепи и кандалы.
Монах посмотрел в этот угол с ненавистью, и Серега сообразил, что цепи и кандалы совсем недавно были на руках и ногах этого странного человека.
Но цепи и кандалы проржавели и истончились до дыр! Сколько же лет… или столетий — он здесь провел?
Да кто угодно уже умер бы! Почему он жив?!
Или… он не жив? Или все здесь не живы? Серега все же умер в купе, Малинка погибла на дороге?.. А все происходящее и эти разговоры про возвращение душ — их посмертный бред? И они уже на том свете? И Серега никогда не увидит родителей, а Малинка — свою маму?!
— Погоди, — сказал вдруг монах, хотя ни Серега, ни Малинка никуда не шли, а стояли и озирались. И Серега снова поразился тому, что все отлично видит в непроглядной тьме.
Да и Малинка тоже все видела!
Каким образом?!
— Погодите-ка, — повторил монах. — Сначала мне вам кое-что дать в дорогу надо.
С этими словами монах подошел к небольшому сундуку, стоявшему в углу, поднял крышку и зачерпнул оттуда горсть чего-то тусклого, вроде плоских камешков каких-то, и велел:
— Подставляйте чпаги в портках, чада.
— Он говорит, карманы подставляйте, — перевела Малинка. — В джинсах.
— С собой возьмете, — кивнул монах. — Пригодится!
— Зачем мне какую-то грязь с собой тащить? — поежившись и глядя на камешки с опаской, сказала Малинка, озвучив заодно и Серегины мысли.
— Верно говорят: у бабы волос долгий, да ум короткий, — пробормотал монах. — У девки то же самое. Хороша грязь! Это ж серебряные монеты!
— Не хочу я эту гадость брать! — сердито буркнула Малинка.
А Серега смотрел на ее волосы.
Очередная народная мудрость, которую он только что узнал, ему понравилась, однако у Малинки волосы были не долгие, то есть не длинные, а довольно короткие. Темно-рыжие, блестящие, слегка вьющиеся.
