Соответственно, говоря о Медицинской революции, мы не имеем в виду, что люди внезапно отказались от молитв в пользу пилюль. Переход был намного более плавным: от одних только молитв – к этапу, когда пациенты и молились, и приглашали верующего врача, затем – к этапу, когда морально устойчивый врач одновременно служил инструментом Божьей целительной силы и прописывал разнообразные лекарства, и, наконец, – к этапу, когда врач просто прописывал лекарства без каких-либо религиозных отсылок. Не все переходили от одного этапа к другому в одно и то же время: некоторые люди доверяли молитвам больше, чем врачам, и в 1700 г. Однако к этому времени большинство все-таки уже было готово довериться профессиональному медику. Если вы вспомните обо всех храмах, часовнях, церквях и святилищах, построенных в надежде поправить здоровье, обо всех совершенных паломничествах и обо всех святых и мощах, которым возносили молитвы за здравие болящих, то поймете, что этот «перенос» надежды на здоровье и благополучие людей с Бога на профессионалов-медиков стал одной из самых глубоких революций, когда-либо пережитых обществом
[108]. Собственно, это стало одним из самых важных этапов превращения европейцев из религиозных, коллективно мыслящих членов общин, какими они были в Средние века, в сознательных современных индивидуумов.
Заселение мира
Посмотрев на карту мира, невозможно не заметить, сколько же мест вне Европы названо в честь английских, голландских, французских и испанских городов и регионов. Нью-Йорк (бывший Новый Амстердам), Нью-Гемпшир, Новая Англия, Нью-Лондон (ныне Сент-Джордж, Бермудские острова), Новая Голландия (ныне Австралия) и Новая Зеландия совершенно не похожи на своих тезок. То же можно сказать и о множестве поселений на восточном побережье Северной Америки: Бостон, Йорктаун, Плимут, Джерси, Дувр и Дарем (и это лишь малая часть списка). Нельзя забывать и о местах, названных в честь французских и английских правителей: Луизиана (в честь Людовика XIV), Джеймстаун (в честь Якова I), Каролина и Чарльзтаун в штате Массачусетс (в честь Карла I), Чарльстон в Южной Каролине (в честь Карла II), Уильямсберг (в честь Вильгельма III) и Мэриленд (в честь Марии II). Все вышеперечисленные города и регионы получили свои названия в XVII в. Если в XVI в. европейцы еще только открывали для себя североамериканский континент, то в XVII в. они дали ему имя, заселили, юридически заявили о своих правах на собственность, огородили и стали защищать длинноствольным оружием.
На момент смерти Елизаветы I Английской в 1603 г. под ее властью находились только Британские острова. Единственным исключением было поселение Роанок в Виргинии, обитатели которого либо все погибли, либо затерялись среди индейцев, и Ньюфаундленд, впервые объявленный собственностью короны в 1497 г., а затем снова объявленный ее собственностью в 1583 г., но до сих пор не заселенный. Ее наследник Яков I выдал хартию Лондонской Виргинской компании в 1606 г., которая на следующий год основала первое постоянное поселение, Джеймстаун. Флот с припасами, шедший в колонию, потерпел крушение в 1609 г. на Бермудских островах, и выжившие основали Сент-Джордж, вторую английскую колонию. В 1611 г. в Виргинии был основан город Энрико, названный по имени старшего сына Якова I, принца Генриха. Выращивание виргинского табака стало основным родом деятельности злополучного поселения начиная с 1616 г., и этому не помешала даже резня, устроенная индейцами в 1622 г. К тому времени купцы из Бристоля основали несколько поселений на Ньюфаундленде, а община английских беженцев-пуритан (сейчас ее называют «Отцы-пилигримы») основала Плимутскую колонию. Объем экспорта виргинского табака быстро рос: в 1628 г. в Англию отправили более 250 тонн. В том же году другая группа английских поселенцев основала Колонию Массачусетского залива. В регионе, конечно, не было золота, но на добыче пушнины, земледелии и выращивании табака все равно можно было сколотить неплохое состояние.
Кроме всего прочего, Новый Свет сулил определенную свободу от ограничений, существовавших в Европе. К 1650 г. на восточном побережье Америки в автономных колониях жило более 50 000 европейских поселенцев, включая 1600 черных рабов, купленных для сбора табака. К 1700 г. цифра выросла до 250 000 человек, в том числе 27 000 рабов
[109]. Самым важным фактором для тех, кто стремился к свободе, конечно же, стало наличие огромных земельных угодий. Провинция Каролина, дарованная восьми английским дворянам, «Лордам-собственникам», в 1663 г., тянулась от Атлантического океана до Тихого, а ее площадь составляла более миллиона квадратных миль (2,5 млн кв. км, в 20 раз больше Англии). Бо́льшая часть этой территории не была заселена, но, тем не менее, английские поселенцы к 1700 г. контролировали почти 200 000 кв. км восточного побережья Северной Америки
[110]. Еще более крупная территория была захвачена к югу от Гудзонова залива и Ньюфаундленда. К концу XVII в. в североамериканских колониях даже было два высших учебных заведения – Гарвард (основанный в 1636 г.) и Колледж Вильгельма и Марии (основанный в 1693 г.); столько же университетов было и в самой Англии.
Англичане, конечно, были не единственным европейским народом, увидевшим в Северной Америке землю свободы и возможностей. Новая Нидерландская компания, основанная в Амстердаме в 1614 г., получила хартию от Генеральных штатов Голландской республики, дававшую ей эксклюзивные права на торговлю на три года. Они надеялись заработать на торговле пушниной на территории современной Канады. Наследница этой компании, Голландская Вест-Индская компания, получившая хартию в 1621 г., продолжила торговлю пушниной, но, кроме этого, она получила право на эксплуатацию любых деловых интересов в Атлантическом океане, от западного берега Африки до Арктики. Вскоре она захватила в собственность территории вдоль реки Делавэр в Америке, на Золотом берегу в Африке и в самой Вест-Индии. Политические проблемы на родине не позволили голландцам вложить крупные средства в оборону своих североамериканских владений, и им пришлось уступить их англичанам в 1664 г. В это же время испанцы усилили хватку во Флориде и в Нью-Мексико и вошли в Техас. Несколько французских компаний захватили бо́льшую часть Восточной Канады, включая части Ньюфаундленда, область вокруг Великих озер и центральный пояс земель, который тянулся вплоть до реки Миссисипи и Луизианы. Если добавить к этому испанские и португальские владения в Центральной и Латинской Америке, то получится, что к 1700 г. европейские государства владели намного более обширной территорией в Америке, чем в самой Европе. Задолго до того, как Гораций Грили посоветовал другу «иди на Запад, молодой человек», принцип экспансии на Запад в поисках лучшей жизни уже стал неотъемлемой частью европейского мышления.
У молодых европейцев был выбор: они могли либо начать новую жизнь в Северной или Южной Америке, либо стать торговцами и отплыть на Восток. Наибольшую выгоду от восточного направления торговли получили голландцы. Население Объединенных провинций (включавших в себя Голландскую республику и еще шесть мелких государств) составляло всего 1,5 миллиона человек; тем не менее голландцы проделали несколько брешей в Португальской империи. Главным инструментом успеха стала Голландская Ост-Индская компания, основанная в 1602 г. На следующий год они основали первый свой постоянный порт на Дальнем Востоке, на острове Ява, в 1605 г. захватили Острова пряностей. Восточная штаб-квартира открылась в Батавии (ныне Джакарта) в 1611 г., и генерал-губернаторы постепенно добились полного доминирования на рынке шелка и пряностей. Португальцы сумели удержать Бразилию и некоторые африканские порты, но вот на Дальнем Востоке у них осталось лишь несколько торговых постов: Макао, Малые Зондские острова и Гоа. Захватывая португальские порты, голландцы открыли бо́льшую часть остававшегося тогда еще неоткрытым мира: Австралию в 1606 г. и Тасманию, Новую Зеландию, Тонга и Фиджи в 1642–1644 гг. Кроме того, в 1652 г. они основали колонию в Южной Африке, чтобы пополнять припасы своих кораблей. В 1668 г., на пике могущества Голландской империи, один французский наблюдатель писал, что у голландцев под парусом 6000 кораблей, не считая маленьких одномачтовых судов. Португальский иезуит в 1649 г. оценил их количество в 14 000 и добавил, что все эти корабли крупнее, чем в португальском флоте
[111]. Современные историки оценивают суммарное водоизмещение голландского флота в 1660-х гг. в 600 000 тонн – столько же, сколько у всей остальной Европы вместе взятой.
