– Его так зовут.
– У торчков такого пуза не бывает.
– Лассе-Наркота еще и пьет.
– Они тощие, как глисты.
– Он пьет как лошадь, в основном пиво. Много водки. До фига углеводов.
Нагрудный слой ваты расширяет Лео в глубину, а от наплечных кусков его фигура раздается в ширину. Оба бицепса тоже надо замотать, но эти куски Феликс не привязывает – закрепляет скотчем.
– Что такое?
Лео ловит взгляд Феликса. Он молчит слишком долго.
– Эй… Феликс?
И понимает, что протесты насчет пивного брюха – есть оно у Лассе-Наркоты или нет – вовсе не связаны с толщиной. Младший брат колеблется, может даже, пытается предотвратить предстоящее.
– Алло! Отвечай, что такое?
Последний слой скотча, Феликс отрывает ленту, правая рука готова.
– Я раньше никогда не воровал.
Второй заход. Попытка сделать так, чтобы ничего не было. Первая не сработала.
Как не сработают и остальные.
– Но все ведь хорошо, Феликс? Все достоверно. Ты же поедешь туда.
В кармане куртки – зеркало с деревянной ручкой; Лео держит его в одной руке, а другой, свободной, работает – совсем как мама, когда прихорашивается. Он заранее подготовился, потер дома о толстый карандаш тряпку, рваную наволочку, которую мама приберегла, чтобы мыть окна. Он трет лицо, тряпка оставляет темные карандашные следы под глазами и на щеках.
– Клик должен обнаружить тебя ровно без десяти шесть. Кради как можно глупее.
И наконец – тонкий слой грязи на подбородок. Чтобы выглядеть потасканным, беззубым.
– Потом Клик тебя зацапает и отведет в контору. Вы посидите там какое-то время. Он спросит, где ты живешь и как зовут твою маму. Смотри не отвечай, молчи – и все. Или скажи что угодно, ну, что дома проблемы – в таком роде. Ничего страшного не будет, ты несовершеннолетний. Главное – что вы оба в конторе. Он будет орать на тебя за закрытыми дверями, а я пока проверну наш план. Когда та тетка понесет выручку, Клик будет занят тобой. Ясно?
Парик на короткие светлые волосы. Потом куртка, которая теперь сидит как надо, спасибо ватину. Под конец он натягивает капюшон, скрывая голову.
И Феликс видит кого-то совсем другого. Уж точно не своего старшего брата.
Это Лассе-Наркота. Даже парик под капюшоном выглядит, как настоящие пряди.
– Блин. По… получилось.
– Я же говорил. Теперь повтори, что ты должен сделать.
Феликс демонстративно поднимает руку с часами и без единого слова направляется к площади, к магазину «ИСА». На полдороге через лесок оборачивается.
– Я должен красть так плохо, чтобы Клик забрал меня в контору.
– Молодец, братишка. А во сколько?
– Ровно без десяти. Не раньше и не позже.
* * *
Лео тормозит и одновременно спрыгивает с краденого велосипеда. Ему легко, хотя он и кажется крупным. Потому что ватные живот, грудная клетка и мускулы рук ничего не весят. Но он весь вспотел. Река и пара ручейков стекают по спине, образуя под курткой на пояснице море. И лоб под париком отвратительно чешется, особенно под лентой, которая стягивает волосы; это просто бесит.
За следующим деревом – его цель; Лео сходит с велосипедной дорожки, сучья и ветки застревают между спицами, и звук такой, как когда он был помладше и прицепил прищепкой к переднему колесу трефового короля с трефовой дамой. Уверившись, что с асфальтированной дорожки велосипеда не видно, он прислоняет его к дереву и быстро, зигзагами пробирается между кривыми березами и прямыми, как свечи, соснами; море пота стекает по ногам в ботинки.
Вот.
Именно здесь, где кончается лесок и начинается площадь.
Именно здесь, где кончаются деревья, где растительность встречается с квадратными булыжниками, Лассе-Наркота стоял и курил сигарету за сигаретой, пытаясь наскрести достаточно смелости. Лео хочет, чтобы полиция потом рассуждала именно так. Ложный след. Пять сигарет, которые дымились на кухонном столе, пока не съежились до фильтра, он отложил в пакет; сейчас он высыплет их на мох.
* * *
Зеркало «от воров» похоже на глаз мастодонта из блестящей стали; оно, повернутое к залу, висит под потолком и наблюдает за Феликсом, когда он, направляясь к полкам с конфетами, проходит мимо сока и варенья.
Глаз, который видит все.
Люди заходят порожняком и выходят с полными пакетами. Люди проходят в раздвижные двери, минуя охранника в форме, который стоит у дверей, между осенним ветром снаружи и ярким светом внутри.
Без пятнадцати шесть.
А если через пять минут – Феликс сверяет свои наручные часы с большими квадратными на стене между кассами – Клик поймает Лео? А если, что еще хуже, мимо случайно, просто так, проплывет полицейская машина – как раз когда его старший брат решит рвануть к себе кожаную сумку? У Лео не будет шанса. Вот почему Феликс так трясется. Вскоре все начнется. И никто не знает, как оно кончится.
Он бросает взгляд на зеркало и понимает, что отлично виден со всех сторон.
Стальной глаз.
Может, поэтому он думает про нее.
Когда Клик меня поймает.
Когда я буду сидеть напротив него в конторе – я должен буду сказать, как зовут маму.
Так и будет.
Он уже подошел к полке со сластями, возле первой кассы и раздвижных дверей, которые караулит Клик. Еще четыре минуты тридцать секунд. Пока надо делать вид, что выбираешь из множества плиток, которые, согласно ценнику, весят по сто граммов: молочный шоколад, с орехами, швейцарский… и еще мамин любимый – с фруктами и миндалем.
Как зовут маму. Мама все равно узнает, что я сейчас сделаю.
Завтра утром, когда я буду сидеть возле ее койки в больнице, ее глаз с кровавыми точками глубоко внутри будет смотреть на меня не отрываясь, как стальной глаз на потолке.
Я разболтал про Лео, а сейчас стану вором, и она будет смотреть на меня, как смотрела на него.
Нет.
Не будет он этого делать.
Он принял решение. Никакую из шоколадок он не стащит. Потому что не будет воровать вообще.
Оставить шоколадки на полке. Просто уйти домой. И тогда не придется сначала сидеть в сраной конторе, а потом – возле сраной койки, как тот, кем он не хочет быть.
И именно в этот момент женщина с кожаной сумкой покидает склад.
Он косится в зеркало; там все выходит перевернутым. Он сам, женщина, Клик – вверх ногами и немножко скособочены.
Стальной глаз видит все, и никто тут на себя не похож.
