– Дозвонился?
Даксо. Завыла гиена от своей печки с пиццей. Гиена и его гиеножена. Смотрят на него. Смеются над ним. Смех гиен.
– Какое тебе дело? Своим занимайся.
– Но это же был твой парень? Во всяком случае, звучало так.
– Значит, гиены еще и подслушивают?
– Что?
– Пеки свою говнопиццу. И завязывай слушать то, что тебе слушать не положено.
По телевизору – знакомая заставка перед очередным выпуском новостей. Он еще увеличил громкость, не обращая внимания на всех тех идиотов, которые снова подняли крик, один из них даже встал, чтобы выразить свое неудовольствие действием, но потом сообразил, кто именно сидит за столиком у окна, и потому передумал, свернул к сервировочной тележке, сделал вид, что шел за салфеткой или там за солонкой.
Начало выпуска. Мужчина-диктор серьезен, тщательно причесан и подгримирован, жесты отрепетированы, фальшиво-серьезны, руки спокойно лежат на столе, голова слегка наклонена набок, голос искусственно тихий. Над правым плечом диктора – застывшая картинка: автомат плавает в луже крови.
Иван отодвинул стул назад, чтобы лучше видеть, когда эту часть стали крутить еще раз. Пока – все та же информация, что и в более ранних выпусках. Много крови. Убитый грабитель. Инкассаторы на носилках, в состоянии шока. Он уже готов был выключить телевизор, когда новые кадры вдруг вытеснили старые. Женщина-пресс-секретарь в полицейской форме перед полицейской машиной. Женщина появилась впервые. У нее брали интервью на месте преступления, теперь ярко освещенном, словно декорация в фильме. Появление женщины в кадре выглядело продуманным, как и манеры только что бывшего на экране диктора. Даже ее голос был таким же неестественно тихим; она сообщила, что следователь полицейского управления подтвердил, что налет произведен двумя мужчинами в масках, что грабителя, погибшего в перестрелке, идентифицировали, что второй грабитель все еще на свободе, с добычей, что он серьезно вооружен, в состоянии стресса и потому очень опасен.
Иван потянулся за стаканом воды (кофе и вода, а ведь вино подавало ему знаки, манило), несколько горделиво откинулся назад – и осушил его, не отрывая взгляда от пресс-секретаря.
Женщина на экране как будто перестала думать, что это так уж увлекательно; отрепетированное перешло в незапланированное, за ее подготовленной и взвешенной речью последовали спонтанные вопросы репортеров. Она ссутулилась. Объяснила, что, учитывая сложности следствия, говорить об этом еще рано, и о том тоже рано, и о том. Но Иван видел: женщина лжет. Легавые всегда знали больше, чем заявляли. Они уже разнюхали, кто там был. Если личность одного грабителя установлена, то чтобы выйти на остальных – на него самого и троих его сыновей, – много времени не понадобится. Опыт у полицейских имеется.
Это не мог быть Лео. Он знал. Встреча в ресторане делала это невозможным.
И все же кое-что не укладывалось у него в голове.
Почему сын в первый же день на свободе вел себя с ним так странно? И где он сейчас, отчего не сидит за ужином, как условился со своим отцом?
Пять минут – паромная переправа. Пять минут – поездка на автомобиле с одного конца острова на другой. Такая же, как несколько часов назад. Но теперь по обе стороны дороги таилась дьявольская тревога. Может, все уже закончилось, не начавшись. Последний отрезок пути – с погашенными фарами. Он затормозил, остановился. Вон там, чуть выше, в плотной черноте, тоже весь темный, стоит дом, который не виден, но который теперь значит для него все.
И если Сэм там.
И если Сэма там нет.
Лео еще помедлил в машине, опустил окно. Холодный воздух. Бодрствовать. Сидеть здесь – все равно что не знать. Не знать – думать, будто Сэм еще жив и добыча в его руках.
Мобильный телефон зазвонил в третий и в четвертый раз. Упрямо, требовательно – это мог бы быть Синий Грабитель. Он решился, выдернул телефон из нагрудного кармана, нажал на кнопку, ответил. Этот голос. Отец. Из чертова ресторана. Вокруг полно народа, разговор могут подслушать, отследить.
Он снова поднял окошко, снаружи было сыро и холодно, но в машине задержалось тепло.
Путь наружу есть всегда.
Но теперь – возможно, и нет.
Что, если полицейские поджидают его в этом темном доме, они могли переправиться на предыдущем пароме в незаметной машине или заставить паромщика сделать лишний рейс, что, если они тонут в той же темноте, что скрывает его самого? Что, если они в этот самый момент наблюдают за ним? Ведь бинокль ночного видения легко обнаружит его по теплу тела, по зеленоватому сиянию…
Он открыл дверцу, твердо ступил на землю и зашагал к забору с калиткой. Постоял, прислушался. Ничего. Ни ветерка.
Их было двое, стало трое. Грабитель, убийца, киллер. Теперь один из них мертв. Их снова двое, но кто эти двое?
Лужайка была на некрутом склоне, поэтому подмерзшая земля оказалась предательски ненадежной, жесткие подметки скользили. Где-то здесь, возле ограды, когда они встречались днем, стоял автомобиль Сэма. Теперь это место пустовало. Отсутствие машины могло означать самое худшее – или попросту то, что Сэм решил спрятаться где-то еще.
Лео помнил, что на уровне лица во входной двери было квадратное окошко, из тех, через которые ничего не видно. А воспользоваться обычным кухонным окном или одним из тех, что выходили на задний двор, было рискованно: его легко могли заметить.
Дверная ручка из светлого металла слегка поблескивала; он осторожно нажал на нее. Не заперто. Первый шаг в маленькую темную прихожую, мимо печи, в которой они сожгли карту.
Вздох.
Или ему почудилось?
Два кухонных стула, одинаково пустые, как и кухонный диванчик.
Он перешагнул следующий порог – в маленькую гостиную. И… да, там. Кажется. В кресле. По ощущениям, там кто-то сидел, чуть наклонившись вперед.
Словно чья-то тень.
– Это мог оказаться я.
Сэм.
Его голос.
Лео не знал, радость ли он чувствует сейчас где-то глубоко внутри, или облегчение, или даже что-то вроде бешенства; единственное он знал наверняка: это чувство невероятно велико, больше, чем может позволить ему время.
Он потянулся за кухонным стулом, подтащил поближе к тени.
– Но это не так, Сэм. Это оказался не ты.
– Черт, я видел… как он пошатнулся. И схватился… вот здесь.
Рука Сэма-тени поднялась, указала на спину, куда-то между бедром и лопаткой.
– И я побежал. Туда. Поддержал его, хотел… Я не понимал, что он уже получил пулю в череп. Что она попала туда. Но я почувствовал, как Яри умер, почувствовал по его руке… понимаешь, мышцы больше не работали. И вот теперь я ясно понимаю – на его месте мог быть я.
Лео никогда не касался Сэма, за исключением ритуальных объятий, многие в отделении Н так встречали друг друга. Сейчас он поискал руку Сэма, положил свою чуть видную ладонь на его.
