Теперь они знали, кто он.
Теперь ему придется думать и действовать по-новому.
Долгая дорога через леса и поля, которые, казалось, никогда не кончатся, вид, не ограниченный дверями камер и бетонными стенами с двойной, бритвенной остроты колючей проволокой. Лео миновал Салек, Рённинге и помахал съезду на Халль… Халль, самая суровая шведская тюрьма, не считая Кумлы, место, в котором он побывал в общей сложности трижды, пока отсиживал срок. Так работала система: ярко-синие машины без опознавательных знаков уезжали на рассвете, чтобы заключенный не узнал, каким будет следующий день, не успел завязать знакомства. Лео был фактором риска с высоким уровнем опасности. Если человек может пробраться на склад оружия, то сумеет и выбраться из тюремной камеры.
Мост Сёдертелье. Он и забыл, каким прекрасным может оказаться такая простая вещь, как автодорожный мост и вид на канал под ним. Узкий съезд направо, на Е-20, шоссе, оканчивающееся где-то на западном побережье Швеции, оно ведет прямо к морю, открывающему дорогу в остальной мир. Так далеко ему не надо, пока не надо; он затормозил у щита, на котором было обозначено расстояние до Эребру и Стренгнэса, потом еще раз притормозил возле следующего, поменьше, синего с черным, с изображением скамейки под елкой и цифрой три. Придорожная стоянка и его первая промежуточная цель.
Длинная фура с польскими номерами. Два туалета. Несколько скамеек, рядом – урны.
Все.
Здесь его склад, здесь он устроил тайник.
Стоянка на большом шоссе, малолюдная – ни киоска, ни автозаправки. После долгого тюремного срока такие места кажутся одинаковыми.
Он заглушил мотор прокатной машины и вылез под солнечные лучи, зевнул, потянулся, огляделся. Один-единственный человек. Жидкие волосы, неопрятная борода, в углу рта – сигарета без фильтра. Шофер. Всю жизнь – за пухлым рулем большегрузных машин.
Лео кивнул ему, получил ответный кивок и повернулся спиной к ничего не значащему человеку. Рядом одна за другой проносились машины; он вгляделся в лес по ту сторону дороги – в основном сосны и пара-тройка берез с тяжело свисавшими ветвями, там и сям – белые пятна снега.
Где-то между седьмым и восьмым ограблением. Стоя на этом самом месте, он высмотрел высокий и почти круглый валун в тридцати двух шагах от придорожной канавы. Первый знак. Тогда была осень, раннее утро, пахло компостом – теперь пахло талой водой, жухлой травой и выхлопными газами.
Он переместился к багажнику и прежде чем открыть его, убедился, что водила большегрузной фуры все еще курит, выпуская дым старомодными колечками. Лео открыл багажник. Все на месте. Арендованная машина, которая с полным баком ждала его на автозаправке «ОК» в Вестерберге, была экипирована согласно его инструкциям – дорожная сумка, пластмассовая бадья и складная лопатка слева, картонная коробка с непромокаемыми ботинками, компасом и двумя телефонами с заранее занесенными в память номерами – справа.
Он переобулся, свернул куртку и подождал, пока тяжелая фура не уедет, не исчезнет на внутренней полосе оживленной магистрали – надо было убедиться, что рядом нет ни единого живого существа. Потом, с сумкой на плече, перепрыгнул заполненную мелким гравием канаву и углубился в еловый лес. Ботинки вязли в мокрой траве и сыром снеге, но он ощущал себя легким, сильным – последние полгода заключения он усердно качал мускулатуру. Не массу, как другие. Он тренировался, используя вес тела: отжимания, растяжки, приседания, он учил свое тело не мешать собственным движениям. Если за Лео еще когда-нибудь погонятся двадцать пять полицейских из элитного подразделения, он будет двигаться быстрее преследователей.
Лео не помнил, чтобы камень был таким большим. Он поводил рукой по шероховатой поверхности на уровне груди; наконец пальцы нащупали трещину. Рыхлый тяжелый снег отвалился и ссыпался вниз, но именно здесь Лео и должен встать – спиной к трещине, – чтобы увидеть знак номер два.
Раздвоенное дерево.
Одна половина давно иссохла, зато другая тянется к ломкому весеннему небу – он еще в прошлый раз предположил, что в дерево ударила молния.
Пройдя чуть дальше, он повернулся спиной к оставшемуся стволу, приложил прозрачный компас к глянцевитой карте, повернул компас так, чтобы вспомогательные линии оказались параллельны линиям на карте. Северная стрелка указывала на север, курсовая стрелка – косо, на запад; он сделал первый из девяноста двух шагов последнего отрезка пути.
В день, когда их отправили по разным тюрьмам, они были друг для друга всем – а теперь один из них даже не появился, когда им предстояло воссоеди ниться.
Раздражение. Раздражение грызло, давило, не отпускало.
Четырнадцать шагов.
Все это время в разлуке – и младший брат, которому он менял подгузники, которому готовил завтрак – не приехал!
Двадцать два шага.
Два мобильных телефона в нагрудном кармане. Один с шифровальной программой, один – обычный, карточка без абонента, по нему он сейчас набирал номер, заранее введенный в память. Подождал, пока сигнал передастся от опоры к опоре. Один, другой, третий. Никто не отвечает.
Двадцать семь шагов.
Он позвонил еще раз. Еще сигналы.
Или… двадцать восемь?
Этот черт так и не ответил.
Может, двадцать девять?
Лео остановился, сделал несколько вдохов и выдохов. Не помогло. Он сбился со счета. Раздражение скользнуло по коже, вошло в тело медленно, как игла. Воткнулось, убралось, опять воткнулось, опять убралось.
Винсент не приехал. А теперь – даже не отвечает!
Лео вернулся назад. К точке номер два. Раздвоенное дерево, спиной к здоровому стволу, компас – на блестящую бумагу карты. Он пошел, снова считая шаги и одновременно набирая номер в третий раз.
Долгие гудки. Потом – голос, по которому он так соскучился.
– Алло?
Тогда это был голос подростка, теперь голос принадлежал мужчине, которому могло быть и двадцать, и тридцать лет.
– Алло-алло, братишка.
Которому теперь столько же, сколько было ему, когда их взяли.
– Лео?
– Да.
– Это ты… Черт, я не узнал твой номер.
– Ты сегодня не приехал.
– Я…
Пятнадцать шагов.
– …черт, Лео, мне так жаль…
Теперь счет пошел легче.
– …работа, знаешь, клиентка никак не могла решить, каким, блин, кафелем хочет облицевать камин.
Раздражение понемногу унималось, уже не так пронзало тело.
– Работа? Мама говорила. Винсент, да у тебя своя фирма!
– Мгм.
Шесть разговоров по телефону в шумном тюремном коридоре. По одному в год. Вот и вся связь. А теперь – по звуку, кто-то открывал там рядом банку краски – все стало совершенно ясно. Его младший брат находился в гуще ремонта, жил взрослой жизнью с упорядоченными буднями.
