Успокоенная, она задула свечу, свернулась калачиком под простыней и одеялами не раздеваясь, в свитере и лыжных штанах. В окна лился лунный свет. Скоро она согрелась. Тепло, усталость и молодость принесли ей сон без сновидений.
Ночью она внезапно проснулась. Круглая ручка двери тихо поворачивалась. Азаде нащупала иглу под подушкой и осталась лежать, следя за дверью. Ручка повернулась до конца, дверь сдвинулась на сантиметр, но дальше не поддалась, плотно подпертая стулом, который тихонько скрипнул от нагрузки. Через мгновение ручка тихо вернулась на место. Снова тишина. Ни шагов, ни звука дыхания. Ручка больше не шевелилась. Она улыбнулась про себя. Джонни научил ее пользоваться и стулом тоже. Ах, мой дорогой, надеюсь, ты обретешь счастье, которого ищешь, подумала она и снова заснула, лежа лицом к двери.
Теперь она проснулась отдохнувшей и чувствовала себя гораздо более сильной, чем вчера, больше подготовленной к тому сражению, которое скоро начнется. Да, клянусь Аллахом, говорила она себе, гадая, что пробудило ее ото сна. Шум машин и крики уличных торговцев? Нет, не это. Тут опять раздался стук в дверь.
– Кто там? Пожалуйста, назовитесь.
– Майор Икаил.
– Минуточку, прошу вас. – Азаде надела сапоги, одернула свитер, поправила волосы, ловким движением вынула стул из-под двери. – Доброе утро, майор эфенди.
Он взглянул на стул с легкой улыбкой:
– Вы поступили мудро, подперев дверь. Не делайте этого снова. Без разрешения. – Потом он внимательно посмотрел на нее. – Похоже, вы хорошо отдохнули. Чудесно. Я заказал для вас кофе и свежий хлеб. Чего бы вам еще хотелось?
– Просто чтобы меня и моего мужа отпустили.
– Вот как? – Он вошел в комнату, закрыл дверь, взял стул и сел спиной к свету, струившемуся из окна. – Если вы согласитесь помогать, это можно будет устроить.
Когда он вошел, она, как бы пропуская его, отступила и теперь сидела на краю кровати, опершись на нее рукой в нескольких дюймах от подушки.
– В чем заключается эта помощь, майор эфенди?
– Полагаю, было бы разумно избежать столкновения, – заметил он с любопытным выражением лица. – Если вы согласитесь помочь… и отправитесь в Тебриз по своей воле сегодня вечером, ваш муж останется здесь под замком до утра, а завтра его перевезут в Стамбул.
Она услышала собственный голос, говоривший:
– Куда именно в Стамбуле?
– Сначала в тюрьму – для безопасности, – где с ним сможет встретиться его посол и, если на то будет воля Аллаха, откуда его выпустят на свободу.
– Зачем отправлять его в тюрьму, он не сделал ни…
– За него назначена награда. Живого или мертвого. – Майор раздвинул губы в улыбке. – Он нуждается в защите: здесь, в деревне и вокруг нее, десятки ваших соотечественников, и все они умирают от голода. Разве и вам тоже не нужна защита? Разве вы не были бы идеальной жертвой для похищения, разве хан не заплатит за любимую сестру немедленный и щедрый выкуп? А?
– Я с радостью вернусь, если это поможет моему мужу, – тут же сказала она. – Но если я вернусь, то… какие у меня будут гарантии, что мой муж получит защиту и будет отправлен в Стамбул, майор эфенди?
– Никаких. – Он поднялся и встал, возвышаясь над ней. – Другой вариант заключается в том, что, если вы не захотите сотрудничать добровольно, вас сегодня же отправят к границе, а его… Ему придется положиться на свою судьбу.
Азаде не встала, не убрала руку от подушки и не подняла глаза на майора. Я бы с радостью сделала это, но, как только меня здесь не будет, Эрикки окажется беззащитным. Сотрудничать? Означает ли это лечь в постель с этим человеком по собственной воле?
– Какого сотрудничества вы от меня ждете? Что вы хотите, чтобы я сделала? – спросила она и пришла в ярость оттого, что ее голос был более робким, чем раньше.
Он полухохотнул и сардонически произнес:
– То, что всем женщинам бывает так трудно сделать: быть послушными, без возражений и споров делать то, что им говорят, и перестать умничать. – Он резко повернулся. – Вы останетесь в гостинице. Я вернусь позже. Надеюсь, к тому времени вы будете готовы… дать мне правильный ответ. – Он захлопнул за собой дверь.
Если он попытается изнасиловать меня, я убью его, подумала она. Я не могу лечь с ним в обмен на свободу: мой муж никогда не простил бы меня, и я сама не смогла бы себе этого простить, потому что мы оба знаем, что это не гарантировало бы ни его свободы, ни моей, да если бы даже и гарантировало, он не смог бы жить с этим и вернулся бы, чтобы отомстить. И я не смогла бы с этим жить.
Она встала, подошла к окну и посмотрела на оживленную деревню, заснеженные горы вокруг, границу где-то там, так недалеко.
– Единственный шанс, который у Эрикки есть, это если я вернусь назад, – пробормотала она. – Но я не могу, для этого нужно разрешение майора. Да и в этом случае…
ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК. 11:58. Схваченный огромными руками Эрикки, нижний конец центрального железного прута оконной решетки выскочил, взметнув фонтанчик цементной пыли. Он торопливо толкнул его на место, выглянул в окошечко в двери клетки и осмотрел коридор. Никто из охранников не появился. Он быстро уложил назад кусочки цемента и каменную крошку, прикрыв основание прута. Над этим прутом он трудился бо́льшую часть ночи, расшатывая и дергая его во все стороны, возясь с ним, как собака с костью. Теперь у него было оружие и рычаг, которым можно было согнуть и вынуть другие прутья.
На это уйдет полчаса, не больше, подумал он и опустился на нары, удовлетворенный. После того как вчера вечером ему принесли поесть, полицейские оставили его в покое, уверенные в прочности своей камеры. Сегодня утром ему дали кофе, отвратительный на вкус, и кусок черствого хлеба, потом непонимающе таращились на него, когда он попросил увидеться с майором и с женой. Эрикки не знал ни как будет «майор» по-турецки, ни его имени, а просто показал себе на плечи, изображая звание, и они сообразили, о ком он говорит, однако лишь пожали плечами, добавили еще что-то по-турецки, чего он не понял, и снова ушли. Сержант больше не появлялся.
Каждый из нас знает, что делать, думал он, и Азаде, и я, каждому из нас грозит опасность, каждый сделает все, что сможет. Но если до нее дотронутся или причинят ей боль, никакой Бог не поможет тому, кто это сделал, пока я жив. Клянусь!
Дверь в конце коридора открылась. Майор зашагал в сторону его камеры.
– Доброе утро, – сказал он, остановившись перед дверью, и его ноздри дрогнули от мерзкой вони.
– Доброе утро, майор. Где моя жена, прошу вас, и когда вы нас отпустите?
– Ваша жена в деревне, в полной безопасности, она отдохнула. Я сам навестил ее. – Майор задумчиво посмотрел на него, заметил грязь на руках, кинул острый взгляд на замок в двери, железные прутья в окне, оглядел пол, потолок. – Ее безопасность и то, как с ней будут обращаться, зависят от вас. Вы понимаете?
