– Нет, ваш муж находится в полицейском участке. За вертолетом приезжали иранцы. Они также приезжали за ним и за вами. – Теперь, когда кризис миновал, майор чувствовал себя очень хорошо. – Вертолет зарегистрирован в Иране, не имел разрешения на вылет из страны, поэтому у них были на него все права. А теперь следуйте за мной.
– Куда, скажите, прошу вас?
– Я подумал, что вам, наверное, захочется увидеть мужа. – Майору нравилось смотреть на нее, он наслаждался ощущением опасности, гадая, где она прячет свое секретное оружие. У таких женщин всегда есть с собой оружие или какой-нибудь яд, что-нибудь смертоносное, поджидающее неосторожного насильника. С этим легко справиться, если ты к этому готов, если следишь за ее руками и не засыпаешь потом. – Итак?
– Иранцы… иранцы ждут в участке?
– Нет. Здесь Турция, не Иран, вас там не ждут никакие иностранцы. Пойдемте, вам нечего бояться.
– Я… я сейчас спущусь. Сию секунду.
– Да, вы так и сделаете. Прямо сейчас, – сказал он. – Сумка вам не нужна, только куртка. Живее, пока я не передумал. – Он увидел ярость, блеснувшую в ее глазах, и это еще больше его позабавило.
Но на этот раз она подчинилась, кипя от возмущения, ненавидя собственную беспомощность. Азаде прошла через площадь, шагая рядом с ним, чувствуя на себе взгляды со всех сторон. Они вошли в участок и прошли в комнату, ту же самую, что и раньше.
– Пожалуйста, подождите здесь.
Потом он закрыл дверь и вернулся в кабинет. Сержант протянул ему телефонную трубку:
– Я связался с капитаном Таназаком, дежурным офицером пограничной заставы, как вы просили, сэр.
– Капитан? Майор Икаил. Граница закрыта для всех мулл и «зеленых повязок» до последующих распоряжений. Арестуйте сержанта, который пропустил нескольких из них пару часов назад, и отправьте его в Ван с максимальным для него дискомфортом. Что касается вас, вы пойдете под трибунал за невыполнение действующего распоряжения, запрещающего пропускать людей с оружием! – Он положил трубку, посмотрел на часы. – Машина готова, сержант?
– Да, эфенди.
– Хорошо. – Майор вышел, прошел по коридору к клетке, сопровождаемый сержантом; Эрикки остался сидеть, только перевел взгляд на дверь. – Итак, мистер летчик, если вы готовы сохранять спокойствие, держать себя в руках и перестать вести себя глупо, я приведу вашу жену, чтобы вы могли увидеться.
Эрикки проскрежетал:
– Если вы или кто-нибудь тронет ее хоть пальцем, клянусь, я убью вас, разорву на куски!
– Я согласен, должно быть, это трудно – иметь такую жену. Лучше жениться на уродине, чем на такой, как она, если только не держать ее все время под покрывалом. Итак, вы хотите ее увидеть или нет?
– Что я должен сделать?
– Сохранять спокойствие, держать себя в руках и перестать вести себя глупо, – раздраженно повторил майор; сержанту он приказал на турецком: – Пойдите приведите ее.
Эрикки ожидал катастрофы или какого-то трюка, потом увидел Азаде в конце коридора, увидел, что она в полном порядке, и едва не заплакал от облегчения, как и она.
– О Эрикки…
– Слушайте меня, вы оба, – резко произнес майор. – Несмотря на то что вы оба доставили нам огромные неудобства и поставили в неловкое положение, я решил, что вы оба сказали мне правду, поэтому вас немедленно отправят под охраной в Стамбул, без всякого шума, передадут вашему послу, без всякого шума, чтобы выслать из страны, без всякого шума.
Они уставились на него, не понимая, что происходит.
– Нас освободят? – спросила она, ухватившись за металлические прутья.
– Немедленно. Мы ожидаем, что вы проявите сдержанность, – это часть сделки. Вам придется дать официальное письменное согласие на это условие. Сдержанность. Это означает, что вы никому ничего не расскажете, никаких громких заявлений, публичных или частных, о вашем побеге и прочих приключениях. Вы согласны?
– О да, да, разумеется, – сказала Азаде. – Но… здесь нет никакого подвоха?
– Нет.
– Но… но почему? Почему после… почему вы нас отпускаете? – Эрикки с трудом подбирал слова, все еще не веря ему.
– Потому что я проверил вас обоих, и вы оба прошли проверку. Вы не совершили никаких преступлений, которые мы сочли бы преступлениями. Ваши клятвы касаются только вас и Бога и не подлежат никаким судебным разбирательствам. И, к счастью для вас, ордер на ваш арест был выдан незаконно и потому является недействительным. Комитет, надо же! – пробормотал он с отвращением, потом заметил, как они смотрят друг на друга. Он был поражен, ощутив на мгновение настоящий трепет. И почувствовал зависть.
Любопытно, что Хаким-хан позволил выдать ордер комитету, а не полиции, которая придала бы требованию о выдаче законный характер. Он сделал жест сержанту:
– Выпустите его. Я буду ждать вас в кабинете. Не забудьте, что мне еще нужно вернуть вам ваши драгоценности. И оба ножа. – И ушел.
Дверь камеры открылась с громким скрежетом. Сержант нерешительно постоял мгновение, потом ушел. Ни Эрикки, ни Азаде не заметили его отсутствия, не чувствовали отвратительной вони, они видели только друг друга, она у самой двери, все еще держась за прутья, он на самом пороге, держась за решетку на двери. Они не двигались. Только улыбались.
– Иншаллах? – произнесла она.
– Почему бы нет? – А затем, все еще ошеломленный своим освобождением, пришедшим от честного человека, которого мгновение назад Эрикки готов был разорвать голыми руками как средоточие зла, Эрикки вспомнил слова майора про покрывало, про то, какой желанной она была. Несмотря на стремление не разрушить это доброе чудо, он выпалил: – Азаде, я хотел бы оставить все плохое здесь. Можем мы это сделать? Что с Джоном Россом?
Ее улыбка не изменилась, и она поняла, что они стоят на краю пропасти. Она уверенно прыгнула в нее, радуясь, что это произошло.
– Давным-давно, в самом начале, я рассказала тебе, что однажды совсем юной знала его. – Голос ее звучал нежно, выдавая ее тревогу. – В деревне и на базе он спас мне жизнь. Когда я встречу Джонни снова, если я встречу, то улыбнусь ему и обрадуюсь. Я молю тебя, чтобы ты сделал то же самое. Прошлое есть прошлое и должно остаться в прошлом.
Прими его, Эрикки, раз и навсегда, думала она, направляя всю свою волю, чтобы помочь ему сделать это, иначе наш брак закончится быстро, не по моему желанию, а потому, что ты не сможешь вести себя как мужчина, сделаешь свою жизнь невыносимой и не захочешь, чтобы я была рядом. Тогда я вернусь в Тебриз и начну новую жизнь. Это печальная правда, но именно это я решила сделать. Я не буду напоминать тебе о том обещании, которое ты дал перед свадьбой, я не хочу унижать тебя, но как же это отвратительно с твоей стороны, что ты его забыл. Я прощаю тебя только потому, что люблю тебя. О Аллах, мужчины такие странные, их так трудно понять, пожалуйста, немедленно напомни ему о его клятве!
