– Иншаллах, – пробормотал один из горцев, потом вдруг передернул затвор и взял автомат наперевес.
Маленький грузовичок с топливом выехал из-за больницы, направляясь к ним, за рулем сидел молодой иранец с широкой улыбкой на лице. Эрикки двинулся ему навстречу.
– Привет, кэп, – радостно произнес водитель с выраженным нью-йоркским акцентом. – Мне сказали, чтобы я вас заправил. Ваш бесстрашный командир, шейх Баязид, договорился на этот счет. – Он приветствовал горцев на диалекте турецкого языка; они тут же расслабились и тоже поздоровались с ним. – Кэп, накачаем вашу птичку по самую макушку. У вас запасные канистры есть или специальные баки?
– Нет. Только обычные. Меня зовут Эрикки Йокконен.
– Ясное дело. Рыжий Нож. – Юноша широко улыбнулся. – Вы в этих краях вроде легенды. Я один раз заправлял вас – может, с год тому назад. – Он протянул руку. – Я Али «Бензин». Али Реза то есть.
Они пожали руки, и, продолжая беседовать, молодой иранец начал закачивать топливо в баки вертолета.
– Вы ходили в американскую школу? – спросил Эрикки.
– Черт, нет! Меня эта больница вроде как усыновила, много лет назад, еще до того, как эту новую построили, я тогда мальчишкой был. В старые дни эта больница работала в одном из «Золотых гетто» на восточном краю города… Ну, вы знаете, кэп, «Вход только для американских сотрудников» и все такое, в складском помещении «ЭксТекс». – Юноша улыбнулся, аккуратно завинтил крышку одного топливного бака и начал наполнять следующий. – Первого дока, который взял меня в больницу, звали Эйб Вайс. Классный мужик, просто классный. Он мне зарплату положил, научил пользоваться мылом, носками, ложками, туалетом – черт, всем этим неиранским штукам, которые были в диковину уличным крысам вроде меня! – ни родителей, ни дома, ни имени, вообще ничего. Он называл меня своим хобби. Даже имя мне дал. Потом однажды взял и уехал. – Эрикки заметил боль в глазах юноши, которую тот тут же спрятал. – Передал меня доку Темплтону, и тот продолжал делать все то же самое. Иногда бывает трудно разобраться, кто я и что. Вроде курд, а вроде и нет; вроде янки, а вроде и нет; иранец – не иранец, еврей – не еврей, мусульманин – не мусульманин. – Он пожал плечами. – Бог его разберет, кэп. Весь мир, всё сразу, наверное. А?
– Да. – Эрикки бросил взгляд на больницу.
Баязид спускался по ступеням со своими бойцами, рядом санитары несли носилки. Женщина лежала на них покрытая с головы до ног.
– Улетаем сразу, как заправимся, – коротко бросил Баязид.
– Мне очень жаль, – сказал Эрикки.
– Иншаллах.
Они наблюдали, как санитары пристраивают носилки в пассажирский отсек. Баязид поблагодарил их, и они ушли. Скоро вертолет был полностью заправлен.
– Спасибо, мистер Реза. – Эрикки протянул руку. – Спасибо.
Парень смотрел на него, открыв рот:
– Никто еще никогда не называл меня мистером, кэп, ни разу. – Он горячо и долго жал руку Эрикки. – Спасибо… Понадобится топливо, прилетайте в любое время – будет.
Баязид забрался на сиденье рядом с Эрикки, пристегнул ремень, надел головные телефоны; вой двигателей набирал силу.
– Летим в деревню, откуда прилетели.
– А что потом? – спросил Эрикки.
– Я буду советоваться с новым предводителем, – сказал Баязид, но про себя подумал: за этого человека и его вертолет дадут богатый выкуп, может быть, хан, может быть, Советы или даже мой собственный народ. Моему народу нужен каждый риал, который мы сможем раздобыть.
НЕПОДАЛЕКУ ОТ БАЗЫ «ТЕБРИЗ-1», В ДЕРЕВНЕ АБУ-МАРД. 18:16. Азаде взяла чашку с рисом и чашку с хорешем, поблагодарила жену старосты и прошла по грязному, перемешанному с отбросами снегу в лачугу, стоявшую чуть в стороне от остальных. Ее лицо осунулось, кашель звучал пугающе. Постучав, она вошла в низкую дверь.
– Привет, Джонни. Как ты себя чувствуешь? Лучше?
– Я в порядке, – ответил он, но это было неправдой.
Первую ночь они провели в пещере недалеко отсюда, прижавшись друг к другу, дрожа от холода.
– Азаде, мы не можем здесь оставаться, – сказал он на рассвете. – Мы замерзнем насмерть. Нам нужно попытать счастья на базе.
Они прокрались туда по снегу и наблюдали из укрытия. Они видели обоих механиков, а время от времени даже Ноггера Лейна и 206-й. База была заполнена вооруженными людьми. Даяти, директор базы, перебрался в дом Эрикки и Азаде – он сам, его жена и дети.
– Сыновья и дочери собаки! – прошипела Азаде, глядя, как его жена разгуливает в ее зимних сапогах. – Может быть, нам удастся проскользнуть в дома механиков. Они нас спрячут.
– Они повсюду ходят только с охраной. Готов поспорить, их охраняют даже ночью. Но кто эти охранники – «зеленые повязки», люди хана или кто?
– Я не узнаю ни одного из них, Джонни.
– Они охотятся за нами, – сказал он; настроение у него было хуже некуда, смерть Гуэнга терзала и мучила его. И Гуэнг, и Тензинг были с ним с самого начала. И еще был Роузмонт. А теперь – Азаде. – Еще одна ночь на открытом воздухе, и тебе конец, нам обоим конец.
– Наша деревня, Джонни. Абу-Мард. Она принадлежит нашей семье больше столетия. Они преданы нам, я знаю, что преданы. День или два мы там будем в безопасности.
– Когда за мою голову назначена награда? И за тебя? Они пошлют человека к твоему отцу.
– Я попрошу их не делать этого. Я скажу, что Советы пытались меня похитить и что ты мне помогаешь. Это правда. Я скажу, что нам нужно спрятаться, пока мой муж не вернется. Джонни, он всегда был очень популярен. За эти годы его экстренные эвакуации спасли жизнь многим людям.
Джонни взглянул на нее, в голове у него роились десятки причин не ходить туда.
– Деревня стоит на дороге, почти на самой дороге, и…
– Да, конечно, ты совершенно прав, и мы сделаем так, как ты скажешь, но она тянется глубоко в лес. Мы могли бы там укрыться: этого никто не ждет.
Он видел, как она устала.
– Как ты себя чувствуешь? Насколько сильной?
– Не сильной, но в порядке.
– Мы могли бы пойти пешком, пройти несколько миль по дороге… Нам нужно будет обойти дорожную заставу, это гораздо менее опасно, чем деревня. А?
– Я… я предпочла бы не ходить. Я могла бы попробовать. – Она нерешительно помолчала мгновение, потом сказала: – Я предпочла бы никуда не ходить, сегодня – нет. Ты иди. Я подожду. Эрикки может вернуться сегодня.
– А если он не вернется?
– Я не знаю. Ты иди.
Он обернулся на базу. Гадючье гнездо. Идти туда – самоубийство. С возвышения, на котором они прятались, ему было все видно до самого шоссе. У дорожной заставы по-прежнему стояли вооруженные люди – «зеленые повязки» и полиция, как он предполагал, – машины ждали, когда можно будет проехать. Теперь нас никто не станет подвозить, подумал он, только за вознаграждение.
