– В чем дело, пилот? – тихо спросил молодой шейх Баязид.
– Не знаю.
Теперь охранник в кабине их услышал и выглянул из своего окна. Он поприветствовал своего вождя и спросил, что случилось. Баязид ответил: «Ничего», махнул ему рукой, чтобы он продолжал караулить, и пристально осмотрел темноту вокруг. За те несколько дней, что пилот провел в их деревне, финн успел ему понравиться и вызвал уважение как человек и как охотник. Сегодня он взял его с собой в лес, чтобы проверить его, а потом, в качестве дальнейшей проверки и ради собственного удовольствия, дал ему винтовку. Первым же выстрелом Эрикки подстрелил горную козу – трудная мишень на большом расстоянии, – подстрелил так же умело и чисто, как это сделал бы сам шейх. Отдавая пилоту винтовку, шейх чувствовал возбуждение: интересно, как поступит этот чужак, попробует ли, необдуманно и глупо, навести ее на него или сделает еще бо́льшую глупость и бросится в лес, где они с большим весельем выследят его и поймают. Но Рыжий Нож просто охотился и держал свои мысли при себе, хотя все они чувствовали, как эмоции медленно кипят у него внутри.
– Вы что-то почувствовали? Опасность? – спросил он.
– Не знаю. – Эрикки внимательно огляделся. Никаких звуков, кроме ветра и нескольких ночных зверушек, вышедших на охоту, ничего необычного. И все равно он ощущал беспокойство. – Новостей по-прежнему нет?
– Нет, больше никаких. Сегодня днем один из двух посланных людей вернулся. «Хан очень болен, лежит при смерти, – сообщил человек. – Но обещает скоро дать ответ».
Баязид честно рассказал об этом Эрикки.
– Пилот, наберитесь терпения, – сказал он, не желая никаких неприятностей.
– Чем болен хан?
– Болен! Посланник говорит, ему сказали, что хан болен, очень болен.
– Если он умрет, что тогда?
– Его наследник заплатит. Или не заплатит. Иншаллах. – Шейх поправил автомат на плече. – Отойдем с ветра, холодно.
От края лачуги им была видна долина внизу. Спокойная и тихая; на дороге далеко-далеко внизу время от времени вспыхивали звездочки автомобильных фар.
Каких-то тридцать минут лёта до дворца и Азаде, думал Эрикки. И никак не убежать.
Всякий раз, когда он заводил двигатели, чтобы подзарядить аккумуляторы и прогнать масло по системе, пять стволов держали его на мушке. Иной раз он подходил к краю деревни или, как сейчас, вставал ночью, готовый бежать и попытать счастья пешком, но возможность ни разу ему не представилась: охранники были слишком бдительны. Сегодня во время охоты он испытывал сильное искушение нырнуть в лес, что, конечно, было делом бесполезным. Он понимал, что они просто играют с ним.
– Ничего там нет, пилот, идите спать, – сказал Баязид. – Возможно, завтра будут свежие новости. На все воля Аллаха.
Эрикки ничего не сказал, прочесывая глазами темноту вокруг, не в силах прогнать дурное предчувствие. Может быть, Азаде грозит опасность, или, может быть… или, может быть, все это ерунда и я просто схожу с ума от ожидания и тревоги, гадая, что там происходит? Вырвались ли Росс и его солдат из дворца и что там с этим Петром, мать его так и растак, Мзитрюком и Абдоллой?
– На все воля Аллаха, да, согласен, но я хочу улететь отсюда. Время пришло.
Молодой горец улыбнулся, показав обломанные зубы:
– Тогда мне придется связать вас.
Эрикки улыбнулся в ответ так же невесело:
– Я буду ждать завтрашний день и завтрашнюю ночь, потом, на рассвете, я улечу.
– Нет.
– Так будет лучше для вас и для меня. Мы можем полететь во дворец с вашими соплеменниками, я могу сесть…
– Нет. Мы будем ждать.
– Я могу сесть во внутреннем дворе, я поговорю с ним, и вы получите свой выкуп, а по…
– Нет. Мы будем ждать. Ждать здесь. Там опасно.
– Мы полетим вместе, или я полечу один.
Шейх пожал плечами:
– Я вас предупредил, пилот.
ДВОРЕЦ ХАНА. 23:38. Ахмед гнал Наджуд и ее мужа перед собой по коридору, словно скотину. Оба были взлохмачены, в ночных пижамах, оба перепуганы до полусмерти, Наджуд заливалась слезами, позади них шагали два охранника. Ахмед все еще держал в руке обнаженный нож. Полчаса назад он ворвался в их покои вместе с охранниками, вытащил Наджуд и ее мужа из постели на коврах и объявил, что хан наконец узнал, что они солгали про Хакима и Азаде, ложно обвинив брата и сестру в заговоре против отца, потому что один из слуг признался, что слышал тот же самый разговор и что ничего неподобающего ни братом, ни сестрой произнесено не было.
– Это ложь! – охнула Наджуд, придавленная к коврам, наполовину ослепленная светом фонаря, который один из охранников направил ей в лицо; второй охранник держал автомат у виска Махмуда. – Все ложь…
Ахмед выхватил нож, тонкий, как игла, и поднес его к ее левому глазу:
– Нет, не ложь, ваше высочество! Вы лжесвидетельствовали перед ханом, поклявшись Аллахом, поэтому я здесь по приказу хана, чтобы лишить вас зрения. – Он коснулся кожи кончиком ножа, и она вскрикнула:
– Нет, пожалуйста, я умоляю вас, умоляю, пожалуйста, не надо… Погодите, погодите…
– Вы признаетесь, что солгали?
– Нет. Я не лгала. Дайте мне увидеться с отцом, он никогда бы не отдал такого приказа, не повидавшись со мной снача…
– Вы больше никогда его не увидите! Зачем ему видеть вас? Вы солгали тогда, солжете и сейчас!
– Я… я никогда не лгала ему, никогда не лгала…
Его губы искривились в усмешке. Все эти годы он знал, что она солгала. Это не имело для него значения. Но теперь стало иметь.
– Вы солгали, именем Аллаха.
Кончик ножа проткнул кожу. Обезумевшая от паники женщина попыталась закричать, но другой рукой он зажал ей рот, испытывая искушение продвинуть нож еще на полдюйма, потом вынуть его и повторить то же движение с другой стороны, и тогда все будет кончено, кончено навсегда.
– Лгунья!
– Пощадите, – прохрипела она, – пощадите, во имя Аллаха.
Ахмед ослабил давление на нож, но не убрал его:
– Я не могу даровать вам пощаду. Молите о пощаде Аллаха, ибо хан приговорил вас!
– Погодите… погодите, – отчаянно забормотала она, почувствовав, как напряглась его рука, готовая пронзить ей глаз, – пожалуйста… позвольте мне пойти к хану… позвольте мне молить его о милосердии, я его до…
– Вы признаетесь, что солгали?
Она колебалась, веки в панике трепетали вместе с ее сердцем. Нож тут же продвинулся вперед, и она выдохнула:
– Я признаюсь… я признаюсь, я преувели…
– Во имя Аллаха, вы солгали или нет? – прорычал Ахмед.
– Да… да… да, солгала… Пожалуйста, позвольте мне увидеть отца… Пожалуйста.
