Он смотрел, как она скрылась в соседней комнате, приказал охраннику сменить его через три часа и отпустил его, потом начал свое бдение. Через полчаса он бесшумно заглянул в соседнюю комнату. Медсестра глубоко спала. Он вернулся в комнату больного, запер входную дверь, сделал глубокий вдох, взлохматил волосы, бросился к кровати и грубо потряс хана за плечо.
– Ваше высочество, – прошипел он, словно боролся с паникой, – проснитесь, проснитесь!
Хан очнулся, раздирая тяжелую паутину сна перед глазами, не соображая, где он и что происходит, а может, все это лишь очередной приснившийся ему кошмар.
– Што… што… – Потом его взгляд обрел четкость, и он увидел Ахмеда, тот, похоже, был в ужасе – вещь неслыханная. Его душа задрожала. – Шт…
– Скорей, вам нужно встать, Пахмуди внизу, Абрим Пахмуди с палачами из САВАМА, они пришли за вами. – Ахмед задыхался. – Кто-то открыл им ворота, вас предали, предатель выдал вас ему, Хашеми Фазир выдал вас Пахмуди и САВАМА в качестве пешкеша. Быстрей, вставайте, они перебили всех охранников и сейчас бегут сюда, чтобы увезти вас с собой… – Он видел разверстый от ужаса рот хана, вылезшие из орбит глаза и быстро продолжал: – Их слишком много, нам их не остановить! Быстрее, вы должны бежать…
Он ловко отсоединил капельницу с физраствором и отбросил покрывала к ногам, начал помогать дрожащему всем телом хану подниматься, внезапным толчком опрокинул его назад на подушки и уставился на дверь.
– Слишком поздно! – охнул он. – Слышите? Они идут, они идут, Пахмуди впереди, вот они!
Грудь хана тяжело вздымалась, ему показалось, что он слышит их шаги, видит Пахмуди, его узкое злорадное лицо, инструменты для пыток в коридоре снаружи, зная, что пощады не будет, что они будут поддерживать в нем жизнь, пока она вся не изойдет на вопли. Обезумев, он крикнул Ахмеду: «Скорей, помоги мне, я могу добраться до окна, мы можем спуститься, если ты мне поможешь! Во имя Аллаха, Ахмедддддд…», но он не мог заставить слова выйти наружу. Он попытался еще раз, но его рот по-прежнему двигался сам по себе, не подчиняясь мозгу, мышцы на шее вздулись от напряжения, перегруженные вены набухли.
Ему показалось, что он целую вечность вопит и кричит на Ахмеда, который просто стоит и смотрит на дверь, вместо того чтобы помогать ему, а шаги приближаются, приближаются.
– По’о’ги, – удалось ему выдавить из себя, бессильно молотя руками и пытаясь встать с кровати; простыни и одеяла давили на него сверху, удерживали, топили под собой, боль в груди нарастала с каждой секундой, став теперь такой же чудовищной, как и шум в ушах.
– Не спастись, они здесь, я должен впустить их сюда!
На пределе своего ужаса он увидел, как Ахмед двинулся к двери. Собрав остатки сил, хан закричал ему, чтобы тот остановился, но смог издать лишь сдавленный хрип. Потом он почувствовал, как что-то перехлестнулось в его мозгу, а что-то еще лопнуло. Искра пронеслась по проводам его сознания. Боль исчезла, звуки исчезли. Он увидел, как Ахмед улыбается. Его уши услышали тишину коридора и тишину дворца, и он понял, что его действительно предали. Последним всеобъемлющим усилием он бросился на Ахмеда, языки пламени в его голове освещали ему путь вниз, в глубину открывшейся воронки, красной, теплой и жидко подвижной, и там, в нижней ее точке, он задул полыхавший в нем огонь и объял темноту как свою собственность.
Ахмед убедился, что хан мертв, радуясь, что ему не пришлось прибегать к подушке, чтобы задушить его. Он быстро подсоединил капельницу, проверил, нет ли кругом брызг, которые могли бы его выдать, немного поправил постель и потом с большим тщанием осмотрел всю комнату. Ему на глаза не попалось ничего, что могло бы его выдать. Он тяжело дышал, в голове бил тяжелый молот, и его ликование было безграничным. Еще одна проверка, потом он подошел к двери, тихонько отпер замок, бесшумно вернулся к кровати. Хан лежал на подушках, глядя перед собой невидящими глазами, из носа и рта сбежали струйки крови.
– Ваше высочество! – проревел он. – Ваше высочество… – Он подался вперед, обхватил тело руками, потом выпустил его, бросился через комнату, рывком распахнул дверь. – Сестра! – крикнул он, ворвался в соседнюю комнату, схватил женщину, не успевшую пробудиться от глубокого сна, и на руках полуотнес, полуоттащил ее к кровати хана.
– О боже мой! – пробормотала она, слабея от облегчения, что это не случилось, пока она была в комнате одна: этот размахивающий ножом, не знающий жалости телохранитель и все эти сумасшедшие орущие и скачущие люди вполне могли бы обвинить ее в его смерти. Окончательно придя в себя и ощущая дурноту, она вытерла лоб и прибрала волосы, чувствуя себя голой без своего головного убора. Быстрым движением она сделала то, что должна была сделать, – закрыла хану глаза; в ушах у нее метались стоны убитого горем Ахмеда. – Никто ничего не мог бы тут сделать, ага, – говорила она. – Это могло случиться в любой момент. Он очень страдал, его время пришло, так лучше, так лучше, чем жить как растение.
– Да… да, наверное, вы правы. – Слезы Ахмеда были настоящими. Слезами облегчения. – Иншаллах. Иншаллах.
– Как это произошло?
– Я… я дремал, а он просто… просто охнул, и кровь потекла у него из носа и изо рта. – Ахмед неуклюже вытер слезы, дал своему голосу осечься. – Я подхватил его, когда он падал из кровати, а потом… потом я не знаю, я… Он просто рухнул, и… и я побежал за вами.
– Не переживайте, ага, тут никто ничего не мог поделать. Иногда смерть приходит внезапно и быстро, иногда – нет. Лучше, когда быстро, это как благословение. – Она вздохнула и оправила на себе халат, радуясь, что все закончилось и она наконец может оставить этот дом. – Он… Его нужно помыть и привести в порядок, прежде чем звать остальных.
– Да, пожалуйста, позвольте мне помочь, я хочу помочь.
Ахмед помог ей губкой вытереть кровь с лица и придать хану более благообразный вид, и все это время он планировал свои дальнейшие действия: Наджуд и Махмуда изгнать до полудня, остальная часть их наказания придет через год и один день; выяснить, поймал ли Фазир Петра Олеговича; проследить, чтобы посланнику, прибывшему с требованием выкупа, перерезали горло сегодня днем, как он уже приказал от имени хана.
Глупец, молча обратился он к трупу, только глупец мог подумать, что я стану платить выкуп, чтобы вернуть пилота и отвезти тебя в Тегеран для спасения твоей жизни. Зачем продлевать жизнь на несколько дней или месяцев? Опасно быть больным и беспомощным, особенно с такой болезнью, как у тебя: разум разрушается, о да, доктор рассказал мне, чего следует ожидать, человек постепенно теряет разум, становится все более мстительным, более опасным, чем когда-либо, возможно, настолько опасным, чтобы обратиться против меня! Но теперь, теперь преемственность обеспечена, я могу управлять этим щенком и, если поможет Аллах, жениться на Азаде. Или отослать ее на север – ее дырка ничем не отличается от остальных.
Медсестра время от времени поглядывала на Ахмеда, на его умелые сильные руки и их мягкую заботливость; впервые она радовалась его присутствию и не боялась его, глядя, как он расчесывает хану бороду. Люди такие странные, думала она. Должно быть, он очень любил этого злого человека.
