Столько всего, за что мне надо благодарить Аллаха, думал он, завороженный игрой огня в камине и в драгоценных камнях переплета Корана. Разве все долгие годы изгнания не научили тебя скрытности, обману и терпению? Теперь тебе необходимо укрепить свою власть, защитить Азербайджан, покорить мир, найти жен, воспитать сыновей и построить династию. Пусть Наджуд и ее отродье сгниют в пустыне!
На рассвете он «с сожалением» спустился вместе с Ахмедом, чтобы проследить за их отъездом. С тоскующим взором он настоял на том, чтобы больше никто из семьи не выходил их провожать. «Зачем усугублять их горе и мое?» Там он смотрел, как, следуя его точным указаниям, Ахмед и охранники разворошили всю огромную гору их тюков и чемоданов, изымая все, что представляло ценность, пока у них не осталось по одному чемодану на каждого и на их троих детей, которые смотрели на все, замирая от ужаса.
– Твои драгоценности, женщина! – потребовал Ахмед.
– Вы забрали все, все… пожалуйста, Хаким… ваше высочество, умоляю… – Наджуд заплакала.
Ее специальный футляр для драгоценностей, скрытый в потайном кармане чемодана, уже был добавлен к куче отнятых у них ценностей. Ахмед внезапно протянул руку, сорвал с нее висевший сверху кулон и разодрал ворот платья. В ее шею глубоко врезались десятки колье и кулонов с бриллиантами, рубинами, изумрудами, сапфирами.
– Откуда у тебя все это? – произнес пораженный Хаким.
– Это… это мои… моей матери и мои украшения, которые я купила за эти го… – Она замолчала, увидев, как кинжал Ахмеда вылетел из ножен. – Хорошо… хорошо… – Она лихорадочно сняла одни ожерелья через голову, расстегнула застежки других и отдала ему. – Теперь вы забрали в…
– Твои кольца!
– Но, ваше высочество, оставьте мне что-ни… – Она истошно завопила, когда Ахмед нетерпеливо схватил ее палец и приготовился отрезать его вместе с перстнем, вырвала руку, стащила с пальцев все кольца, сняла браслеты, спрятанные под рукавами, подвывая от горя, и швырнула их на пол. – Теперь вы забрали все…
– А сейчас подними все это и передай его высочеству, на коленях! – прошипел Ахмед, а когда она не подчинилась ему немедленно, он схватил ее за волосы и ткнул лицом в пол, и тогда она упала ниц и подчинилась.
Ах, какой это был праздник! – подумал Хаким, прокручивая в памяти каждую секунду их унижения. Когда они умрут, пусть Аллах сожжет их в аду.
Он еще раз коснулся лбом пола, отложил Бога до следующей молитвы в полдень и вскочил на ноги, переполняемый энергией. Служанка, стоя на коленях, наливала кофе в чашку; он прочел в ее глазах страх и остался очень доволен. Едва лишь став ханом, он понимал, что ему жизненно необходимо приложить все усилия к тому, чтобы быстро взять в руки бразды правления. Вчера утром он осмотрел дворец. Кухня показалась ему недостаточно чистой, поэтому он приказал избить главного повара до беспамятства и вышвырнуть за ограду, потом поставил на его место помощника, сделав ему строгое предупреждение. Четыре охранника были выгнаны за то, что проспали, двух служанок высекли кнутом за неопрятный вид.
– Но, Хаким, дорогой, – сказала ему Азаде, когда они остались наедине, – конечно же, не было никакой нужды пороть их.
– Через день-другой нужды действительно не будет, – сказал он ей. – А пока что дворец станет таким, каким я хочу его видеть.
– Конечно, дорогой, тебе лучше знать. А что насчет выкупа?
– Ах да, безотлагательно. – Он послал за Ахмедом.
– Сожалею, ваше высочество, но хан, ваш отец, приказал перерезать горло посланнику вчера днем.
Хаким и Азаде были потрясены.
– Но это же ужасно! Что теперь можно сделать? – воскликнула она.
Ахмед сказал:
– Я постараюсь связаться с горцами. Возможно, теперь, поскольку хан, ваш отец, мертв, они… они согласятся вести с вами переговоры заново. Я постараюсь.
Сидя на месте хана, Хаким увидел обходительную уверенность Ахмеда и осознал, в какую ловушку он угодил. Страх пополз из живота по всему телу. Его пальцы поигрывали изумрудным перстнем на руке.
– Азаде, вернись сюда, пожалуйста, через полчаса.
– Конечно, – послушно произнесла она.
Когда Хаким остался с Ахмедом наедине, он спросил:
– Какое оружие ты носишь с собой?
– Кинжал и автоматический пистолет, ваше высочество.
– Передай их мне. – Он помнил, как колотилось его сердце и во рту пересохло, но он должен был это сделать, и сделать один на один. Ахмед колебался мгновение, потом подчинился; ему явно не нравилось быть безоружным. Но Хаким притворился, что не замечает его недовольства, просто рассматривал пистолет, изучал, как он работает, потом так же задумчиво передернул затвор. – Теперь слушай внимательно, советник: ты не постараешься связаться с горцами, ты свяжешься с ними, и очень быстро, и договоришься о том, чтобы мужа моей сестры вернули ей в целости и сохранности. Отвечаешь за это головой, клянусь Аллахом и Пророком Его!
– Я… Разумеется, ваше высочество. – Ахмед старался, чтобы лицо не выдавало его злобы.
Хаким лениво направил пистолет ему в голову, прицелился:
– Я поклялся Аллахом обращаться с тобой как со своим первым советником и сдержу свою клятву, пока ты жив. – Его улыбка стала кривой. – Даже если так случится, что твои враги тебя покалечат, возможно, лишат тебя мужских достоинств, даже ослепят. Есть у тебя враги, туркмен Ахмед Дурсак?
Ахмед расхохотался, чувствуя себя теперь спокойно, довольный тем мужчиной, который стал ханом, а не юным слюнтяем, каким он его себе воображал. Гораздо легче иметь дело с мужчиной, подумал он, и его уверенность стала возвращаться к нему.
– Много, ваше высочество, много. Обычай предписывает судить о качестве человека по тому, насколько могущественны его враги, разве нет? Иншаллах! Я и не знал, что вы умеете обращаться с пистолетами.
– Ты многого не знаешь обо мне, Ахмед, – сказал Хаким с угрюмым удовлетворением, чувствуя, что одержал важную победу. Он вернул Ахмеду нож, но пистолет оставил у себя. – Я сохраню его как пешкеш. Один год и один день не появляйся в моем присутствии вооруженным.
– Тогда как я смогу защитить вас, ваше высочество?
– Мудростью. – Он позволил малой толике той жестокости, которая годами копилась в нем, выплеснуться в выражение его глаз. – Ты должен будешь доказать свою верность. Мне. Мне одному. То, что нравилось моему отцу, необязательно понравится мне. Наступила новая эра, с новыми возможностями, новыми опасностями. Помни, клянусь Аллахом: кровь моего отца покоится, как у себя дома, в моих жилах.
Остаток дня и бо́льшую часть вечера он принимал различных значительных людей из Тебриза и Азербайджана, задавал им вопросы о восстании, о левых, о моджахедах, федаинах и других фракциях и группировках. Приезжали базаари, муллы и два аятоллы, местные армейские командиры и его двоюродный брат, начальник полиции, и он подтвердил его назначение на эту должность. Каждый из них подносил ему подобающий пешкеш.
