— Хорошая поддержка, ничего не скажешь, — усмехнулся Попов. — У нас 85 боевых тачанок, а за нами скачут ещё 200 крестьянских, чтобы при захвате города пограбить склады с продовольствием и барахлом.
— Ничего. Пусть скачут, — сказал Махно. — Город столетиями грабил деревню, пусть теперь и крестьяне его пограбят.
— Ладно бы продукты и барахло, а то вижу одно: везёт на возу пианино. Спрашиваю: для чего оно тебе? Отвечает: в хозяйстве пригодится. Вот и возьми его за рупь двадцать.
Штабисты посмеялись запасливости крестьянина. Белаш, заканчивая совещание, предупредил:
— Товарищи, по нашим сведениям, в сёлах Грушеваха и Камышеваха находится отряд красных до 200 человек пехоты, до 50 сабель и 20 пулемётов. Наша задача разбить этот отряд, для чего предлагаю выделить из группы пехотный полк, усиленный кавалерией, а в командиры назначить товарища Марченко.
— Я готов, — поднялся Марченко и отчего-то покраснел.
— А потянет он? — усомнился Каретников. — Молод ещё.
— Сколько тебе, Алёша? — спросил Махно.
— Скоро будет восемнадцать.
— Чего вам ещё надо? — заступился Нестор за юношу. — Самый боевой возраст, вон и усы пробиваются. Не робей, Алексей, лупи красных карасей.
Махно знал, что Марченке едва исполнилось 17 лет, и вполне сочувствовал его наивной хитрости: «скоро будет 18», никак не предполагая, что не доживёт отважный кавалерист до своего 18-летия.
— Значит, к завтрашнему вечеру, Марченко, ты должен управиться с красным отрядом.
— Постараюсь.
Однако красные опередили махновцев, они среди ночи приблизились к селу и начали обстреливать его из пушек. Конечно, всех побудили, но Махно приказал Шаровскому:
— Корнеич, не отвечай, не трать снаряды. Пусть пуляют в белый свет как в копейку.
— Да я и сам думал, рассветёт, туман рассеется, увижу цель, тогда и шарахну... Что ж вслепую-то палить.
Но стреляли недолго. Зиньковский выслал разведку, чтоб выяснила, где находится позиция красных и, если возможно, их силы.
— Что они там ночью да при таком тумане увидят? — сказал Нестор.
— Ну не вечно же туман будет, рано или поздно рассеется.
Начало светать, туман, казалось, становился ещё гуще, а разведчиков всё ещё не было.
— Молоко, — заметил Махно, принимая от Трояна повод своего коня. — Гавря, поторопи бригаду, да вели не шуметь.
К Махно подъехал Куриленко, за ним Марченко.
— Зря вы, Нестор Иванович.
— Что «зря», Алёша?
— Зачем сами-то? Неужто я не управлюсь.
Махно догадался, что Марченко воспринял появление батьки, как недоверие молодому командиру.
— Не было б такого тумана, Алёша, я бы не беспокоился. А сейчас всё на ощупь придётся делать. Выступаем двумя группами. Красные где-то близко. Если мы услышим, что ты наскочил на них, сразу пойдём в охват им, в спину. Если мы нарвёмся, и ты услышишь стрельбу, тут же спеши им в тыл и атакуй. Они скорей всего воспримут твоё появление как подмогу себе, этим и воспользуйся — сразу в шашки. Пока сообразят, половину вырубишь. И только.
Махно и Куриленко выехали из села во главе бригады и сразу свернули с дороги, понимая, что именно на ней может оказаться впереди вражеский пулемёт на тачанке.
Туман начал редеть, и тут впереди за белой мутью проявились тачанки. Повстанцы въехали в расположение противника. «Вляпались», — успел подумать Махно, хватаясь за рукоять сабли, и в это мгновение по ним ударили пулемёты.
Первая же очередь свалила обоих командиров — Махно и Куриленко.
— Батьку убили-и-и! — раздался отчаянный крик адъютанта.
И кавбригада от такой страшной новости не рассыпалась, не разбежалась, а наоборот, звеня выхваченными шашками, ринулась в атаку. Если бы кто-нибудь из красной цепи захотел спастись бегством, он не смог бы этого сделать. С тыла налетел отряд Марченко. Не щадили никого, даже тех, кто бросал оружие и поднимал руки. Добравшись до пушек, вырубили всю обслугу.
В какие-то полчаса красная часть перестала существовать.
Марченко подскакал к тому месту, где склонился над Махно Троян, спросил встревоженно:
— Что с батькой?
— Ранен.
— Слава богу, — перекрестился искренне Алексей.
— В ногу. Они вместе с Куриленкой свалились. Обоим досталось по ногам.
— Лишь бы не по головам, — морщась, сказал Махно. — Голова-то одна, а ног две.
— Батько живой, токо ранен, — громко и радостно перекликались бойцы, подъезжая со всех сторон к уцелевшим командирам.
Вскоре появилась батькина тачанка, на облучке сидел Гриша Василевский, на сиденье — встревоженная Галина.
Узнав о ранении Махно и Куриленко, Белаш возмущался:
— Куда их понесло? Было ж сказано с вечера — атакует Марченко. Так нет, явились — не запылились главнокомандующий с заместителем.
Но ещё больше негодовал начальник штаба, узнав, что был вырублен весь красный полк, что никого не оставили в живых. Напустился на Марченко:
— Что это за самоуправство? Кто вам позволил уничтожать всех? Возмутительно!
— Но бойцы подумали, что батько убит, — оправдывался Марченко. — Ну и ожесточились.
— А ты командир или пешка? Почему не остановил?
Алексей отмалчивался, а что было говорить, когда сам приказал: «За батьку всем карачун».
За него неожиданно вступился Зиньковский:
— Что ты напустился на молодого командира, Виктор? В бою выбирать и раздумывать не приходится: не ты его, так он тебя.
— При чём тут это? Человек бросает оружие, поднимает руки: сдаюсь. А его шашкой по голове. А ведь у нас есть приказ Реввоенсовета, запрещающий самосуды.
— Какие самосуды? Шёл бой. Может, ещё скажешь, туда надо адвокатов тащить?
— Ты не передёргивай, Лева.
— Ты вот что, Виктор Фёдорович, армия по сути осталась без главнокомандующего, Махно с Куриленкой выведены из строя. Надо им врача искать, а не пилить молодого командира.
— Где я его возьму, врача-то?
— Как где? В Старобельске есть. Надо скорым маршем идти туда и брать город. А то если будем тянуть, у Нестора с Василием может антонов огонь приключиться. Обезножат мужики, а то и помрут.
— Кто сейчас с ними?
— Галина Андреевна с Феней. Кровь остановили, а что внутри — не знают. Хирург нужен, специалист.
— У тебя есть разведданные, какой гарнизон в Старобельске?
— Да батальон ВОХРа всего, поручи тому же Марченке, он его мигом разгонит. Да побыстрей надо, побыстрей.
Белаш наказывал Марченке:
