— Алёша, возьми сотню, съезди на рекогносцировку, у тебя глаза молодые, оцени обстановку.
Марченко ехал во главе своего отряда вдоль опушки по чистому, только что выпавшему снегу. Ехали неспешно, то шагом, то лёгкой рысью, и тут увидели выехавшую из села группу всадников.
«Не иначе разведка» — подумал Марченко. Но когда они сблизились, намётанным глазом угадал: «Начальство». Но сворачивать с пути и не подумал, а крикнул:
— Эй, какой вы части?
— А вы кто такие? — зычным командирским голосом спросил ехавший впереди здоровенный всадник в чёрном полушубке, перепоясанный портупеей.
— Мы 8-я Червоноказачья дивизия, — отвечал Марченко, продолжая движение навстречу.
— А мы 14-я, я комдив Пархоменко.
— Окружаем, — негромко скомандовал Марченко спутникам, в сторону встречных воскликнул громко и радостно: — Товарищ Пархоменко! Как же, как же, мы очень наслышаны о вас. Теперь-то мы зажмём бандюг, теперь-то они у нас попляшут.
— Мать честная! — ахнул Махно, когда Марченко выбросил ему на стол стопу документов. — Алёшка! Сукин ты сын! Кого загрёб-то! Командующий группой войск Богенгард, — читал Махно первую книжицу. — Военком Беляков, комдив Сушкин, начштаба Мурзин, начальник связи Сергеев и наш старый друг Пархоменко; давненько я мечтал о встрече с ним. Ай да подарок, Алёшка. Вот спасибо, так спасибо.
— С кого начнём? — спросил деловито Зиньковский.
— Конечно, с Пархоменко, с его голубы, за ним должок за дедушку Максюту. Аты, Алёша, побудь, посмотри, поучись.
Пархоменку ввели уже без полушубка, без ремней и без шапки. Руки у него были связаны за спиной. Махно, знавший на собственной шкуре порядок допроса, и здесь применил свои знания:
— Ваше имя? Фамилия? Год рождения? Партийность?
Пархоменко отвечал тихо, севшим до хрипоты голосом, он всё ещё не мог прийти в себя от случившегося.
— Вот вы молодой, Александр Яковлевич, нет и 35-ти, как же у вас поднялась рука на дедушку Максюту? Только за то, что он анархист?
— Тогда был григорьевский мятеж.
— Знаю. А при чём тут Максюта?
— Но мне сказали, что он поддерживает его.
— Но вы его даже не допросили. Ухлопали прямо на улице Екатеринослава как обычного террориста. Некрасиво, Александр Яковлевич. Вот мы ж вас не убивали, а взяли в плен благородно, по-людски, допрашиваем как человека. А что касается расстрела, то это будет решать комиссия, не я... и не он... и не он.
Говоря это, Нестор с трудом удерживался, чтоб не выхватить маузер и не разрядить в это широкое ненавистное лицо с обвислыми от испуга усами. Ему захотелось поиграть «в кошки-мышки», что не нравилось Зиньковскому: «Чего он затеялся с воспоминаниями? Того гляди наскочат красные, а он городит...» Но вслух Лева не говорил ни слова.
Упоминание о расстреле, видимо, ещё больше напугало Пархоменко, он вдруг прохрипел:
— Мой старший брат анархист.
— Знаем. Он, кажется, сейчас на Тамбовщине бьёт красных, а вот младший выбрал другой, неправедный путь.
— У меня есть письмо от него... Вот тут, в кармане, — кивнул Пархоменко на свой нагрудный карман гимнастёрки. — Я уже думал...
— Алёша, — кивнул Махно Марченке, — достань-ка.
Марченко встал, прошёл к Пархоменко, расстегнул карман, достал свёрнутый лист бумаги, положил перед Нестором. Тот развернул его:
— Посмотрим, что пишет умный человек.
— Он, кажется, у нас дезертировал в своё время, — напомнил Зиньковский.
— Ну и что? Не в Красную же Армию. Он ушёл от нас из-за того, что не соглашался на союз с большевиками, и по-своему был прав. А сейчас вон свой анархистский отряд имеет. Побольше бы таких дезертиров. Лучше послушайте, что пишет умный брат не очень умному, — и Махно начал читать: — Что тебя держит у большевиков? Чины? Должности? Брось. Всё это взрасло на крови таких же, как и мы, простых тружеников. Я знаю, что с батькой Махно у тебя кровная вражда. Переступи через неё. Открой глаза, и ты увидишь, что за ним идут сотни и тысячи крестьян, ранее никогда не державших в руках оружия. Подумай, Александр! Ещё не поздно!
Махно кончил чтение, стал сворачивать лист. Спросил:
— Ну что ж надумал, Александр — младший брат?
— Если вы мне сохраните жизнь, — начал Пархоменко, — то я бы смог...
Но тут в избу ворвался Василевский:
— Красные наступают!
Махно, заметив в глазах Пархоменко какую-то искорку, мгновенно вспыхнувшую, но тут же погасшую, встал и усмехнувшись молвил:
— Ишь ты. Голову змее отрубили, а она и без неё живёт, — и вышел.
На улице его догнал Марченко.
— Нестор Иванович, а что с этими делать?
— Расстрелять. И только.
— Но-о...
— Видишь, не до них.
— И Пархоменку?
— Его в первую очередь. Своих ждёт, сволочь.
15 января хоронили начдива Пархоменко, и член Реввоенсовета Первой Конной товарищ Ворошилов проникновенно с пафосом говорил на траурном митинге:
— ...Товарищ Пархоменко, как всегда, был впереди своей части и на этот раз выехал вперёд, без всякой охраны. Но там была устроена засада, и товарищ Пархоменко был окружён бандитами. Товарищи погибли геройски, бандиты расправились с ними самым зверским образом. Спи спокойно, дорогой товарищ, мы отомстим за тебя.
Спустившись с трибуны, Ворошилов подошёл к Будённому, сказал негромко:
— Глупейшая смерть.
— А где ты видел её умную, — ответил серьёзно командарм.
Всего на несколько дней пережил Алексей Марченко своих высоких пленников, сложив удалую голову в одной из смертельных рубок с червоноармейцами, так и не дожив до своего 18-летия.
4. Ещё месяц и ещё
Расчёт штабарма и Реввоенсовета Повстанческой армии поднять всё Правобережье против большевиков не оправдался. Отряды, которые там действовали и с которыми махновцы надеялись объединиться, были либо разбиты уже Красной Армией, либо являлись настолько мелкими, что не представляли серьёзной силы. Это были скорее шайки бандитов и мародёров, не способные противостоять даже милиции.
Такое пополнение принимать в армию Махно не хотел:
— Зачем они мне? Сегодня приму, завтра расстреляю за грабёж. И только.
6 января в селе Межеричи под Каневом, воспользовавшись небольшой передышкой, штабарм решил провести совещание комсостава по вопросу: как действовать дальше?
Туда прибыли петлюровские атаманы Пономаренко, Родченко и Струк.
— Враг у нас один, — говорил с пафосом Струк, — это большевики, так помогите нам, дайте оружие.
