— Значит, у них не было отпускных листов.
— В том-то и дело, что были, но для чекистов это не оправдание, наоборот, улика — махновец. К стенке его.
— Ну мы с этим разберёмся, — заверил Ворошилов.
После ознакомления с работой штаба Махно пригласил гостей:
— Прошу вас, товарищи, ко мне на обед. Соловья баснями не кормят.
Все отправились пешком до дома комбрига и не скрывали удивления, когда вошли в простую хату с соломенной крышей.
— Это вы тут живете? — спросил Каменев.
— Да. А что?
— Я полагал, своему батьке люди могли бы подобрать дом получше.
— А нам итак люди помогали эту хату строить. Первую-то избу сожгли белые. А что касается домов, что от буржуев остались, мы в них госпиталя поустроили. Хорош бы я гусь был, если бы взял себе такой дом. И потом, я больше живу на колёсах, в вагоне. А это хата мамина. Знакомьтесь, это моя мама Евдокия Матвеевна. А это жена — Галина Андреевна, — представил Махно молодую красивую женщину, сразу залившуюся румянцем.
Расселись за деревянный стол. Места хватило всем, даже адъютанту Лютому, пытавшемуся отказаться от обеда.
— Я после, — молвил он, явно робея перед начальством.
— Садись давай, — безапеляционно приказал Нестор, не переносивший самоунижения в ком бы то ни было.
После обеда вышли во двор, некоторые закурили.
— Я вот о чём хотел спросить вас, товарищ Махно, — постарался завести разговор Каменев. — У вас, говорят, очень много угля?
— Есть. Врать не буду.
— Может быть, поделитесь с Москвой, Петроградом?
— Лев Борисович, однажды мы дарили центру эшелон с хлебом. И что? Нам в отдар и гайки не прислали. А ведь так дела не делаются. Мы готовы хоть завтра направить эшелон, но в обмен на патроны.
— А хлеб? Хлеб готовы?
— Это смотря какой урожай будет.
— Ну со старого урожая.
— Со старого обещать не могу. Ведь когда мы отступали с Юзовки, с нами ушли и шахтёры. Сейчас они сидят на нашей шее, им хлеб нужен. И что интересно, в повстанцы идти не хотят: «Наше дело кайло», а хлеба просят. Им говорим: «Так работайте хоть чего-то», отвечают: «Дайте шахту, будем работать». Кстати, если через две недели не освободим Донбасс, шахты накроются. Механизмы-то стоят, всё зальёт водой.
— Ну Деникин вряд ли допустит это. Ему тоже уголь нужен для того же флота своего и союзного. Так что ваши иждивенцы вас на арапа берут.
В 4 часа началось совещание сотрудников штаба и членов Гуляйпольского исполкома. Каменев поднялся из-за стола, сказал:
— Товарищи, в Советской республике недавно введена высокая награда — Орден Боевого Красного Знамени, которым будут награждаться командиры и бойцы за успехи в ратном труде. Одними из первых удостаиваются этого ордена товарищи Нестор Махно и Василий Куриленко.
В зале дружно захлопали, послышались возгласы: «Правильно!»
— Слово для награждения предоставляется товарищу Ворошилову.
Ворошилов извлёк из своей полевой сумки красную коробочку, подошёл к Махно, протянул для пожатия руку.
— Товарищ Махно, по поручению Советского правительства и Реввоенсовета позвольте вручить вам награду республики — боевой орден № 4 за ваш вклад в дело разгрома врага.
— Спасибо, — буркнул Нестор, принимая коробочку и засовывая её в карман френча.
— Награду полагается носить на груди, — заметил Ворошилов. — И надеюсь этот орден будет не последним.
— Я не за это воюю, — сказал холодно Нестор. Ворошилов с Каменевым переглянулись многозначительно, видимо, ожидали благодарности от награждаемого, а он уж как-то буднично отнёсся к процедуре, мало того, повернулся к залу и сказал: — Слово для доклада представляется товарищу Каменеву.
Каменеву, освещавшему в своём докладе политику большевистской партии, пришлось нелегко. Его то и дело перекрывали выкриками и неудобными вопросами. Махно, ведший совещание, с трудом наводил порядок. А реплика Каменева о том, что «коммунисты тоже являются защитниками беднейшего крестьянства», вызвала возмущённое несогласие зала:
— Ото нам така морока от цих защитников, шо портки злитают.
— Шож воны наши защитники лошадей отымают?
— Дэж воны булы, коли мы скот годувалы? А теперь на готовенькое пожалте.
После Каменева слово взял Махно и постарался сгладить недружелюбную реакцию зала, понимая, чем может грозить неудовольствие высокого гостя для повстанчества — не только отказом в снабжении, но и новой волной охаивания махновщины в печати. Поэтому начал мягко:
— Я во многом согласен с товарищем Каменевым. В том, что нам надо напрячь все силы на борьбу с Деникиным...
Нестор повторил уже навязшие в зубах истины: поднять дисциплину, повысить боеготовность, ударить единым фронтом, но под конец всё же ввернул пожелание:
— Конечно, сами мы очень рады принять любого революционера, но вот крестьянская масса не желает приезжих. И в силу своей специфичности не доверяет им. А поскольку наши повстанческие полки в основном состоят из крестьян, мы не можем с этим не считаться.
Перед самым отъездом к Каменеву подошёл зам. председателя Гуляйпольского Исполкома Коган и спросил с болью:
— Лев Борисович, зачем вы организовали эту постыдную травлю нашего революционного движения и наших действий? Это настолько гадко, вы же подрываете свой авторитет.
— Товарищ Коган, что вы имеете в виду?
— Вашу инспекцию и вот это. — Коган подал ему лист. — Это мы перехватили телефонограмму Александровских коммунистов в Харьков, в адрес Губчека.
Телефонограмма гласила: «Сегодня 7-го мая 2-тысячная банда махновцев с пулемётами и орудиями движется на Александровск. В городе мобилизованы все коммунисты, стоим на страже. Ждём зависящих от вас распоряжений».
— Ну и ну, — покачал головой Каменев.
— Сегодня как раз 7-е, Лев Борисович, уж не вы ли вели эту «банду», — съязвил Коган.
— Ну ладно, друг мой, что вы уж так. Не обращайте внимания.
— Как не обращать, когда во всём этом видна целенаправленная травля махновцев, которые на фронте держат 130-километровый участок. Это называется — удар в спину.
Когда экспедиция проверяющих уехала на станцию, Озеров подступил к Махно:
— Почему вы не подняли вопроса о присвоении нам статуса дивизии? Ведь у нас уже 11 полков.
— Потому что это бесполезно. Неужли ты не видишь, что нас загоняют в угол. Скачко уже замену подготовили, скоро и мне пришлют.
— А орден?
— Что орден? Цацка эта? Сластят пилюлю, Яша. Неужто не понятно.
— Но без вас всё рассыплется.
