— Чего ты кричишь, Нестор? Неужели ты не понимаешь, что такая группа станет ядром, притягивающим население под знамёна третьей анархической революции Украины.
— Ну так бы сразу и сказали, — утихомирился Махно и, повернувшись к Лепетченке: — Саша, тащи мой спирт. А ты, Виктор, давай посуду и закуску, которая у тебя имеется.
Махно сам разлил спирт по стаканам и сам же произнёс тост:
— За третью анархическую революцию Украины. Хух, — выдохнул воздух и выпил. Отломил край от каравая.
Белаш, выпив свой стакан, отломив закуски, сказал:
— Вообще, Нестор, нехорошо давить людей своим авторитетом, не по-анархистски это.
— Ладно, ладно. Сдаюсь и откупаюсь.
— Чем?
— Как чем? А спиртом.
Все расхохотались. Откинулся полог и послышался заспанный голос:
— Какого чёрта спать не даёте? Дня мало?
— Алёша! Дорогой, — воскликнул Махно. — Иди, золотце, к столу. Причастись.
23. Фронт в тылу
В Софиевке Белаш, велев втащить машинку в Совет, диктовал машинистке оперативную сводку по армии:
— Стратеги-генералы и офицеры, сняв с себя обмундирование, бегут в леса. Поле от Умани до Кривого Рога усеяно трупами и погонами. Кривой Рог и Долинская оставлены противником без боя. За последние дни нами взято 20 орудий, более 100 пулемётов, 120 офицеров и 500 солдат, причём последние изъявили желание сражаться в наших частях против золотопогонного офицерства. Наша разведка, посланная по направлению Александровска, Пятихатки и Екатеринослава, до сего времени противника не обнаружила. Всё.
Машинистка, вытаскивая напечатанное, поинтересовалась:
— А куда офицеров дели, Виктор Фёдорович?
— Что за вопрос? Расстреляли, конечно. А тебе что, жалко?
— Да как сказать, — замялась девушка, — красивые, молодые такие. Конечно, немного жалко.
— У меня, Соня, эти молодые-красивые расстреляли всю семью: отца, деда, сводного брата и даже трёх шестилетних детей — моих сестёр и брата. Аты: жалко.
В помещение стремительно вошёл Махно в пропылённом френче и сапогах, покрытых толстым слоем пыли. Взял из рук Белаша сводку, прочёл по привычке вслух:
— ...Так, 5 -го надо быть в Александровске. Что разведчики доносят по Хортице?
— Там лишь эскадрон белых.
— Сметём. На Кичкасском мосту?
— Рота охраны, посты на обоих концах.
— И только? Всех в реку. Я сам поведу кавбригаду.
— Ты бы отдохнул, батька. Все в седле, да в седле.
— Почему? Отсыпаюсь в тачанке.
— В тачанке на ходу разве уснёшь.
— Спать захочешь и на колу уснёшь. Да мне двух-трёх часов вполне хватает. Как там у Калашникова?
— Да залез не в свой маршрут. Взялся штурмовать Елизаветград.
— Но это ж Вдовиченкин пункт.
— В том-то и дело. Я ему уже дал нагоняй.
— Ведь говорил же чертям, записывайте свои маршруты. Понадеялся на память. Встречу, намылю голову.
5-го в 3 часа ночи Махно налетел на Хортицу и вырубил эскадрон белых подчистую, не потеряв ни одного бойца. Да и не диво, белые спали и не успели даже толком одеться.
Через 2 часа он уже подъезжал к Кичкасскому мосту. На окрик часового: «Кто едет?», Махно отозвался, сглотав начало фамилии:
— Поручик... овский.
Но когда он, выхватив саблю, занёс её над постовым, тот успел крикнуть:
— Карау...
Видно, и здесь их не ждали, поскольку только вчера было сообщение, что «банды Махно рассеяны», белое командование не хотело сеять панику, но тем самым усыпляло бдительность гарнизонов.
Вся караульная рота была сброшена с моста в Днепр и, не умевшие плавать шли ко дну, в плывущих стрелять было не велено: «Нечего патроны тратить».
Защитники Александровска срочно погрузились в вагоны и умчались на Синельниково. В 10 утра в город на тачанках входила махновская пехота с развевающимися чёрными знамёнами, с духовым оркестром, наяривавшим мотив весёлой украинской песни: «Ой, кума, не журысь!»
Наказав Белашу со штабом оставаться в Александровске, Махно отправился с кавалерией в родные места, 6-го вечером взял Орехов, откуда телеграфировал Белашу: «Взял Орехов, трофеи — 4 автоброневика, 2 танка, пулемёты, 200 пленных. Офицеров по боку, рядовых в отряд. Ночью возьму Гуляйполе. Батько Махно».
И действительно, на рассвете 7-го он уже входил в родное Гуляйполе, где изрубил 70 конных стражников. Тут же, едва попив квасу, двинулся на Пологи, несмотря на то что разведка донесла, что там сосредоточено белых около 5 тысяч штыков. На предложение Чубенко дождаться подхода основных сил Нестор ответил:
— Ах, Алёша, пока сюда притянется Гавриленко, мы и время потеряем и внезапность проедим. Ты ж был кузнецом, знаешь, что ковать железо надо, пока горячо. Нас не ждут, а это главное.
Но Пологи захватить внезапно не удалось, видимо, туда кто-то сообщил из Орехова. Начался настоящий бой, который шёл беспрерывно 4 часа и закончился благодаря удару белым в тыл, который осуществил отчаюга Щусь. Не лишними в этом бою оказались и автоброневики, в кабине одного из них за рулём сидел Чубенко. Столь долгое сопротивление оказывали маршевые эскадроны шкуровцев и мамонтовцев.
Было уничтожено около 300 офицеров и взято в плен 4 тысячи бойцов, в основном чеченцев.
Разоружив пленных, Махно провёл с ними митинг, на котором популярно объяснил, за что и с кем он воюет:
— ...Я знаю, вы тоже не богачи, так зачем же вы воюете за богатых против таких же, как вы, бедняков? Разве у вас нет дел на Кавказе?
— Как нет? Много есть, — кричали из толпы.
— Сегодня мы вас отпускаем с условием, что вы уедете на Кавказ, к себе домой, и предупреждаем, что в следующий раз вас уже не отпустим, а расстреляем.
Эшелоны с чеченцами были отправлены на восток в сторону Волновахи.
— Завернёт их Деникин, — сказал Чубенко.
— Не завернёт. А если вернутся, пусть пеняют на себя. Будем расстреливать наравне с офицерами. Ты считал, сколько наших погибло?
— Пять человек и семь ранено.
— Считай, без потерь. А трофеи?
— Самые главные — девять вагонов снарядов.
— Вот теперь повоюем, — радовался Махно. — Где-то сейчас Вдовиченко со своими азовцами?
А Вдовиченко как раз в эти часы вышел к Бердянску и окружил его с суши. По разведданным, именно сюда Деникин перевёз из Новороссийска так называемый «Варшавский арсенал», который снабжал боеприпасами и оружием Орловский участок фронта. В деникинском штабе считали, что запаса этого арсенала хватит не только до Москвы, но и до Петербурга. Ещё бы, до 20 миллионов патронов, сотни орудий и пулемётов, целые штабеля снарядов и мин. Весь «Варшавский арсенал» располагался на косе, уходившей узкой полосой в море почти на 20 вёрст и имевшей в иных местах ширину всего в десять сажен.
