Мириамель попыталась немного успокоиться. Эолейр был прав, как бывало довольно часто, пусть даже сейчас ей это и не нравилось.
– Я не против того, чтобы послать солдат и выследить убийц. И если это норны, они находятся примерно в пятидесяти лигах от своей границы, что уже является поводом для тревоги – более того, я испытываю беспокойство с того момента, как мы услышали историю леди Альвы в Элвритсхолле. Но я не понимаю, почему мой муж посчитал, что должен лично участвовать в решении этих проблем. Мы же взяли с собой солдат и рыцарей.
– Конечно, ваше величество.
– Я рада, что мы пришли к согласию. А теперь отведите меня к оружейной палатке.
* * *
Несколько свечей, стоявших на сундуке, давали совсем мало света, и в палатке было так темно, что сначала Мириамель ничего не смогла разглядеть, кроме теней, но тут она услышала тихий голос, произносивший древнюю солдатскую молитву.
И хотя я стою в борозде на поле среди многих,
И хотя я не знаю, соберут меня в скирды
Или оставят высыхать под солнцем,
Мне известно, что Искупитель обещал стать для меня проводником и учителем,
И под его защитой я однажды вырасту снова в Его саду
На Небесах,
Среди зеленых растений у чистой воды…
– Саймон, ты здесь? – позвала она.
– Да, дорогая. Тебе не нужно вставать, чтобы поприветствовать ее величество, Джеремия, потому что ты собьешь меня с ног.
Когда глаза Мириамель привыкли к темноте, она разглядела мужа, упиравшегося одной ногой в сундук с оружием, и сэра Джеремию, который стоял на коленях у его ног, пристегивая поножи. Саймон уже почти полностью облачился в доспехи, если не считать нагрудника, прислоненного к стене палатки, – Мириамель всегда считала, что он нужен только для приемов. Два оруженосца замерли за спиной короля, а епископ Путнам, старший из священников, путешествовавших с королевской процессией, опустившись на колени рядом с Джеремией, в свете свечи читал вслух Книгу Эйдона.
– Чем ты тут занимаешься, муж? – спросила королева, как ей показалось, спокойным голосом. – И вы лорд-гофмейстер?
Джеремия поднял на нее глаза и на мгновение превратился в виноватого мальчишку, каким был, когда они познакомились.
– Если лорд-гофмейстер п-присутствует, – сказал он, слегка заикаясь, – его долг одеть короля.
Его ангелы поют нежными голосами
О доброте нашего Бога.
И вот та песня, что они поют:
«Вы слышали голос Искупителя,
И вам не нужно бояться ни чужаков, ни варваров, ни зверей,
Что бегут при виде Господа и несут зло в своих сердцах.
Вам не нужно бояться бурь, молний и землетрясений,
Потому что Он присутствует в вас, и Он всегда знает вас,
Пусть вы окружены врагами, и пусть их будет много больше.
– Именно, – сказал Саймон. – А одежда короля должна включать доспехи, разве не так?
Мириамель заметила яркий румянец на его щеках, как будто он пропустил пару кружек спиртного.
– Всего лишь другой набор одежды, – заявил ее муж. – И это выглядит разумно, когда существует вероятность сражения.
– Королевские доспехи – это нечто большее, ваше величество, – заговорил Джеремия с таким напором, что епископ даже сделал паузу в своих молитвах. – Они священны.
После паузы его преосвященство продолжал:
Потому что ты любишь Его, какой бы ни была Его воля.
Его престол так высок, что он видит твое сердце, и рукой
Его искупляющего Сына оно очищено.
Ты услышишь Его могучий призыв, когда он придет,
Это случится когда-нибудь, быть может сегодня,
Он позовет тебя домой.
Бормотание Путнама раздражало Мириамель. Она хотела поговорить с мужем, но что могло быть хуже, чем прервать молитву в такой момент? Однако Мириамель никогда не любила солдатскую молитву, которая превращала смерть на поле сражения в победу. Она видела слишком много мертвецов, слишком много погибло тех, кого она любила, чтобы мысль о милосердии Небес стала для нее утешением. Возможно, павшие и будут тепло встречены их Отцом и Его сыном, но от этого не станет легче тем, кто останется. Тем, кому придется жить дальше в одиночестве.
– Возможно, доспехи священны, – сказала она, подходя к мужу, чтобы ее слова услышал только он. – Я не могу претендовать на невероятную мудрость, но ты определенно поступаешь глупо. Саймон, ты не можешь рисковать. Возможно, там и нет пятисот норнов, но Ирвин говорит, что они убили сэра Джубала стрелой с большого расстояния. А если ты примешь участие в сражении, то сразу станешь главной мишенью.
– Я не намерен сражаться, Мири, – сказал король, но по тому, как он посмотрел на нее, она поняла, что это ложь – по меньшей мере наполовину.
«Так мужчины говорят, когда считают, что мы не понимаем их проклятую гордость», – подумала Мири, но на этот раз досада от этого испугала ее больше, чем рассердила.
– Тогда что ты собираешься делать, муж?
– Вознесем все хвалу Господу! – громко проговорил епископ, словно хотел заглушить голоса королевских особ.
И хвалу Его сыну!
И саду в Небесах, где вы все будете жить,
Все вознесем хвалу!
Затем Путнам повторил все на языке Наббана, чтобы завершить молитву, но не стал сразу подниматься с колен, словно продолжал собственную безмолвную молитву.
Джеремия тщательно пристегнул вторые поножи, а потом наколенники, защищавшие колени короля.
– Большинство наших солдат не сражалось с Белыми Лисами, – сказал Саймон. – А теперь они их увидят – возможно, через час. Им страшно, они испытывают суеверный ужас.
– Так и должно быть. Нам с тобой прекрасно известно, на что способны эти чудовища.
– Именно, Мири. Но воины знают, что я сражался с ними, как и Эолейр. Мы покажем, что не боимся, просто встав рядом.
– Чтобы превратиться в цель для какого-нибудь норна-лучника, который пустит в тебя стрелу. Ты просто будешь понапрасну рисковать своей жизнью. Ты король, Саймон!
– А ты королева.
Нижнюю половину его тела уже скрывали доспехи, и Саймон поднял руки, чтобы Джеремия и два молодых оруженосца пристегнули оставшуюся часть кирасы. Рубашку Саймона, которую он надевал под доспехи, украшал символ Святого Дерева. Мириамель вспомнила, как годы назад она пусть и не слишком искусно, но с любовью его вышивала, тогда она имела все основания надеяться, что он никогда не наденет ее в настоящее сражение. Она вдруг почувствовала боль, и на мгновение ей показалось, что белая прядь в седеющих волосах Саймона – именно туда попала кровь дракона – засияла, словно от нее исходил свет. У Мириамель перехватило дыхание, и сердце быстрее забилось в груди.
