На самом деле Тиамак не особенно скучал по своему болотистому дому; даже в деревне Роща он был чужаком, странным молодым человеком, который умел читать и писать и отправился в Ансис Пелипе в Пердруине, чтобы учиться – в настоящий город! Однако он скучал по чувству защищенности, которое испытывал, когда жил в детстве на болотах, под развесистыми деревьями и широкими листьями, а все вокруг было хорошо знакомым. Теперь же ему казалось, что с каждым прошедшим годом мир становится все более странным местом.
«Пройдет совсем немного лет, и я по-настоящему постарею, – подумал он. – Станет ли тогда мир для меня окончательно странным?»
Прежде Тиамак никогда не заходил так далеко на север, и это частично объясняло то, что все вокруг вызывало у него удивление. Не только холодный воздух, но даже размеры неба казались чуждыми, огромное голубое пространство раскинулось во все стороны, и у него возникало ощущение, будто он стоит наверху невероятно высокого плато, а не посреди громадной равнины с ручьями и частично заснеженными лугами. «Но по мере того как дни становятся теплее, снег исчезает», – напомнил себе Тиамак – и ему следует произнести благодарственную молитву за это. В то же самое время, в прошлом году, как ему неизменно повторяли его спутники, в этой части Светлого Арда снег доходил до самых бедер и продолжал падать с серого свинцового неба.
«Так что сейчас самый подходящий момент для благодарности, – сказал он себе. – Благодарю тебя, Тот, Кто Наклоняет Деревья. Благодарю тебя за солнце и за то, что снега совсем мало!»
Тиамак подозревал, что, возможно, испытывал бы другие чувства, если бы их не призвали на Север при печальных обстоятельствах – из-за неотвратимой смерти герцога Изгримнура из Элвритсхолла. Но будь причина не такой серьезной, он, скорее всего, не сопровождал бы короля и королеву. Изгримнур был еще и его другом. Вместе с Мириамель, совсем юной девушкой, они столкнулись с невозможным, и у них практически не оставалось шансов на спасение, но они выжили. Уже одно это заставило бы Тиамака отправиться в столь тревожную часть мира, но с годами его дружба с Изгримнуром стала чем-то большим, чем-то совершенно неожиданным.
Герцог с зеленовато-желтой кожей, огромный, как дом, именно таким он поначалу представлялся Тиамаку, оказался столь же мудрым, сколь громогласным, и таким же нежным, как и храбрым. Они продолжали переписываться, обменивались всего несколькими письмами в год, пересылая их с дипломатической почтой между Элвритсхоллом и Хейхолтом, но этого оказалось достаточно, чтобы дружба не умерла.
На самом деле большую часть времени это была дружба втроем, потому что жена Изгримнура Гутрун внимательно просматривала все письма мужа, вставляла пропущенные им в спешке слова, исправляла грустные грамматические ошибки (Изгримнур столь же плохо владел родным риммерспакком, не раз говорила она Тиамаку) и добавляла собственные комментарии, полные полезных новостей и забавных историй о муже. День, когда Тиамак узнал о смерти Гутрун, несколько лет назад, стал одним из самых печальных в его жизни. Он провел совсем немного времени в ее обществе, но благодаря письмам с ее многочисленными пометками в сердце Тиамака нашлось место и для нее.
«Было так тяжело ее потерять, – подумал Тиамак. – А теперь еще и герцог. Почему Та, Что Заберет Нас Всех, ждала так долго? Почему она приходит в тот момент, когда мы так привыкаем к миру, когда боль становится наиболее острой для тех, кто умирает, и тех, кто остается жить дальше?»
Тиамак устроился поудобнее на жестком сиденье кареты. Он еще не стал северянином настолько, чтобы полюбить скакать верхом, к тому же он был не слишком крупным и не мог долго находиться в седле, даже если бы захотел. У него был ослик, который стоял в конюшне дома, неприятное, но достаточно спокойное существо по имени Сканд, но не могло быть и речи о том, чтобы Тиамак отправился на нем в такое далекое путешествие, где он постоянно отставал бы от лошадей.
Сейчас он сидел рядом с возницей в карете, предназначенной для короля и королевы – до сих пор они использовали ее только в качестве передвижного шкафа для одежды и других вещей. В Хейхолте Тиамак садился на Сканта только в тех случаях, когда отправлялся на прогулку и почти всегда сопровождал юную принцессу Лиллию и ее пони. Королевская внучка отличалась почти таким же упрямством, как ослик, но Тиамак любил ее настолько сильно, как прежде и представить не мог – больше, чем детей своей сестры, как если бы она была его плотью и кровью.
И дело было не только в верности Саймону и Мириамель: Тиамак хорошо относился и к наследному принцу Моргану, но что-то в маленькой девочке трогало его сердце, и, когда она называла его «дядя Тимо», он становился совершенно беспомощным. Даже если бы во Вранне для него не осталось ничего, если бы старейшины попросили его вернуться и стать их вождем, Тиамак знал, что не сможет оставить маленькую девочку. Он хотел смотреть, как Лиллия растет, как ее быстрый ум становится все более и более понимающим, как она учится направлять свое мощное тщеславие на какое-то более важное дело, чем заставлять дядю-раба Тиамака строить для нее сложные водяные колеса на берегу ручьев Кинсвуда.
Но приближающаяся смерть Изгримнура и тоска по маленькой Лиллии были не единственными причинами уныния Тиамака. Когда известие о тяжелой болезни герцога пришло в Хейхолт, Тиамак только начал грандиозный проект. Его планирование заняло годы, но, вместо того чтобы насладиться плодами, он оказался здесь, в сотнях лиг от замка и неделях от возвращения назад, понимая, что в его отсутствие работы почти наверняка остановились.
«И я больше не молод, – печально подумал он. – Кто знает, сколько у меня осталось времени, чтобы завершить священную работу?»
Это всего лишь библиотека, сказали бы многие, собрание книг и свитков, то, что сам Изгримнур счел бы пустой тратой времени и сил, но он собирался открыть первую библиотеку со свободным доступом, когда-либо существовавшую на Севере, и для Тиамака, который в детстве не знал, станет ли когда-нибудь владельцем настоящей книги, это означало очень многое. Библиотека создавалась, чтобы почтить память умершего сына Саймона и Мириамель, принца Джона Джошуа, и сейчас, все еще недостроенная, уже стала бесценной для Тиамака, который очень любил молодого человека. Джон Джошуа обожал книги и учение так же сильно, как вранн, и Тиамак мечтал построить великий центр образования в честь молодого принца.
«Но до тех пор, пока мы не вернемся из Риммерсгарда, я не смогу руководить работами, если не считать писем главному каменщику и молитв о ниспослании мне терпения…»
Внезапный порыв ветра со стороны потускневших синих гор на севере заставил Тиамака поежиться, и, хотя ветер дул весь день, его поразил пронизывающий холод, пробиравший его до самых костей. Совершенно не задумываясь, он сделал круговые движения указательными и большими пальцами, чтобы оттолкнуть несчастье, как поступал в детстве.
«Если бы я находился в деревне Роще, – подумал он, – я был бы уверен, что Та, Что Заберет Нас Всех, напоминает мне, что о ее планах не знает никто».
Что, как и всегда, было чистейшей правдой. Печаль из-за болезни Изгримнура сделала его раздражительным, он стал пугаться любой тени, ежиться из-за обычного порыва ветра.
