Глаза Изгримнура наполовину приоткрылись, и он посмотрел сначала на Саймона, потом на Мириамель.
– Не забудьте, что вы мне обещали, – сказал он с неожиданной силой. – Не забудьте о наших внуках, Деорноте и Дерре. Это было моим последним обещанием Гутрун, и я не смогу посмотреть ей в глаза, когда мы вновь встретимся, если вы не исправите то, что я сделать не сумел.
– Мы не забудем, дядя, – сказала Мириамель. – Мы никогда не забудем.
– Хорошо. – Он снова закрыл глаза. – Хорошо. Все хорошо…
Когда они увидели, что герцог заснул, Саймон, Мириамель и Морган ушли, а Гримбрандт остался сидеть у постели отца. Оба священника, словно по волшебству, появились снова, встали на колени у изножья кровати и забормотали слова экзеквиса.
* * *
Саймон не знал, сколько сейчас времени – полуночные колокола давно пробили, на мгновение его разбудив. Он подумал, что ему опять приснился сон о пожаре, который преследовал его столько ночей в последние месяцы, но наверняка он помнил лишь лицо, сотканное из дыма, оно то плакало, то смеялось и говорило с ним на языке, которого он никогда не слышал.
– Кто здесь? – спросил он, садясь и нащупывая кинжал, который всегда держал у постели, но вспомнил, что спит в чужом доме и даже не в своей стране. – Кто это?
– Всего лишь я, ваше величество, Тиамак. – Маленький мужчина сделал еще несколько шагов в комнату. – Вы слышали, как я разговаривал со стражниками. Королева спит?
Саймон посмотрел на Мириамель, которая лежала, завернувшись в одеяла, словно измученный пловец.
– Да. Мне следует ее разбудить?
– Это как вы пожелаете, ваше величество. Саймон. Но у меня есть новости.
Только теперь Саймон уловил нечто странное в голосе Тиамака.
– Какие новости?
Но Тиамак снова плакал, и Саймон подумал, что знает.
– Герцог Изгримнур. Добрый старик… он умер час назад. Его сын только что мне сообщил. Простите меня, что я вас потревожил, но я подумал, что вы хотели бы знать. Я благодарен Той, Что Заберет Нас Всех, что мы успели его повидать перед смертью.
Тиамак вышел. Саймон посмотрел на спящую жену. Внезапно ему показалось, что вес огромного старого замка, всего Риммерсгарда, чуждого и все же являющегося его частью, а также надежды и страхи его подданных во всех землях превратились в непосильную ношу. Даже рядом с Мириамель, лежавшей всего в нескольких дюймах от него, Саймон почувствовал себя более одиноким, чем за многие годы.
Интересно, сможет ли он когда-нибудь спать спокойно по эту сторону могилы. Быть может, тем, кто уже ушел, как Изгримнур, следовало завидовать.
Глава 9
Сердце Кинсвуда
♕
Лорд-канцлер Пасеваллес провел большую часть утра, слушая группу толстых богатых купцов, которые жаловались на графиню Иссолу из Пердруина и ее попытки отобрать у них контроль над морскими перевозками в водах Эркинланда из Северного Альянса. Если послушать купцов, получалось, что леди наполовину демон, наполовину пират, причем взяла от них все самое худшее. Он сделал все, что было в его силах, чтобы успокоить купцов, но у него создалось впечатление, что они более всего хотели именно жаловаться, чем и занимались довольно долго – очевидно, собирались и дальше продолжать в таком же духе. Пасеваллес пытался сделать вид, что он с интересом их слушает, размышляя о том, какую казнь он бы назначил толстякам, когда его нашел вестник, прискакавший от Ворот Нирулаг. Купцы продолжали что-то говорить даже после того, как Пасеваллес наклонился, чтобы выслушать стражника, и могли бы ничего не заметить, если бы лорд-канцлер громко их не прервал:
– Сожалею, милорды, произошло нечто очень важное. Я должен вас покинуть, но обещаю, что сообщу королю и королеве о ваших тревогах.
– Мы хотим, чтобы вы не просто сообщили о наших тревогах, лорд-канцлер, – заявил самый толстый из них, барон Тостиг, который купил свой титул у обедневшего землевладельца на свои доходы от выгодной торговли шерстью и шкурами. – Мы хотим, чтобы Протекторат предпринял определенные действия!
– Протекторат так и поступит, я уверен – но не раньше, чем король и королева вернутся в Эркинланд. – Ему было трудно сохранять терпение с такими людьми, которых интересовали только бухгалтерские книги и больше ничего. Но Пасеваллес прошел отличную школу задолго до того, как согласился стать Мастером Престола, пока граф Эолейр путешествовал вместе с королем и королевой. – Но я говорю вам правду, милорды, – я нужен в другом месте. Отец Виберт, вы не проводите господ?
Когда его секретарь собрал стадо купцов – причем большинство продолжало горько жаловаться, – Пасеваллес поспешил на поиски плаща. Он прошел через внутренний двор к конюшням и взял взаймы одну из почтовых лошадей, свежую и оседланную. И уже через несколько мгновений выехал через Ворота Нирулаг, где стражники энергично ему отсалютовали. Канцлера любили солдаты, которые знали, что он встал на их сторону, когда герцог Осрик, коннетабль, намеревался сократить их число.
Пасеваллес легким галопом поскакал по главной улице через город, к лабиринту домов, появившихся там, когда Эрчестер начал разрастаться. Он не мог не поразиться изменениям, которые здесь произошли, пока он находился в Хейхолте. Двадцать лет назад Эрчестер заканчивался городскими стенами, но сегодня выбрался далеко за них, и Пасеваллес видел и обветшалые и неухоженные здания, и отличные дома, стоящие бок о бок по всему Свертклифу, хотя большинство дорог здесь представляли собой лишь неровные тропинки, все еще не высохшие после зимних дождей.
Когда Пасеваллес приехал сюда через несколько лет после окончания войны Короля Бурь, в замке и городе жило не более десяти тысяч человек, несмотря на то что это была столица Светлого Арда. Сейчас он не сомневался, что население города насчитывает по меньшей мере в пять раз больше. Пройдет некоторое время, и люди, живущие за стенами внутреннего города, потребуют защиту для себя и строительство новой стены.
Единственное место во внешней части города, в котором дома, словно грибы, не теснились в полном беспорядке возле стен, находилось на западной стороне, где королевский лес, носящий название Кинсвуд, раскинулся точно спящий зверь. С каждым годом становилось все труднее защищать его от растущего населения Эрчестера и не только сберегать несколько оленей для стола короля и королевы, но и не позволять рубить деревья ради древесины, ведь Кинсвуд был гораздо ближе, чем могучий Альдхорт. Только прошлой осенью королю и королеве пришлось удвоить число лесничих, и королю Саймону это совсем не понравилось.
«Но если человек голодает? – спросил он. – Неужели его следует повесить за то, что он поймал в силки зайца?»
«Если голодающий человек будет знать, что он отыщет себе еду в королевском лесу, – сказала ему королева, – то очень скоро там не будет не только зайцев, но и оленей, кабанов и других зверей».
«Король и королева очень интересная пара, – подумал Пасеваллес, – едва ли муж и жена могут отличаться друг от друга сильнее». Саймон гордился своим низким происхождением и воспитанием, и если бы у него имелась возможность, он бы большую часть своего времени проводил на конюшнях или в кухне, сплетничая со слугами. Но королева родилась во дворце, и ее вполне устраивало большинство привилегий богатых людей благородной крови. Кроме того, она яростно защищала то, что считала правильным: когда выполняла обязанности судьи, она всегда поступала беспристрастно и никогда не проявляла слабости к печальным историям, к чему был склонен ее муж.
