«Если мы все не приговорены к смерти, – подумал Вийеки, – значит, Королева намерена сообщить нам ужасную новость. Возможно, на нас напали? Неужели мы снова осаждены смертными?»
Ахенаби развел руки в стороны, и длинные рукава его одеяний были подобны крыльям летучей мыши.
– Королева требует молчания, – сказал он. – Слушайте Мать всего сущего.
Если кто-то и говорил, то только шепотом, но после слов Лорда Песни в пещере мгновенно воцарилась тишина. Утук’ку наклонилась вперед, и в разрезах маски сверкнули ее глаза.
Я нуждаюсь в вас, дети мои.
Ее слова не были произнесены вслух, но зазвучали в голове каждого, подобно внезапному удару грома, грохоту сметающей все на своем пути ярости, что на одно долгое мгновение превратило собственные мысли Вийеки в обломки, осколки и пыль.
Я слаба, – сказала им Королева, хотя сила ее мысли вызвала слезы на глазах у Вийеки. – Моя сила растрачена на защиту нашей расы. Священный сон, от которого я только что пробудилась, будет последним – больше он не принесет мне пользы.
Многие аристократы вокруг Вийеки застонали, то ли от боли, которую, как и он, испытали от слов Королевы, то ли от страха перед тем, что они означали, но Утук’ку не стала делать паузу.
Лишь с помощью ваших сердец и рук я смогу пережить опасность, – сказала она им, – и только так мы все спасемся.
Несколько аристократов, не в силах справиться с ужасом от услышанного, опустились на четвереньки и прижались лицами к каменному полу пещеры, точно жертвенные животные, дожидающиеся последнего часа. Джиджибо Мечтатель рассмеялся и исполнил диковинный короткий танец возле черного каменного трона Королевы, словно никогда не видел ничего смешнее.
Ахенаби поднял руки в перчатках, и шум сразу стих.
– Наша возлюбленная Королева сражалась ради нас так долго и упорно, – заявил Лорд Песни, – здесь и в землях за пределами жизни, и она устала – ужасно устала. Поэтому она просит меня говорить за нее. – Он высоко поднял одну руку и сжал пальцы в кулак. – Слушайте свою Королеву! Мы в опасности! Но прежде чем мы сможем защитить себя от новой угрозы, мы должны привести наш дом в порядок. Среди нас есть предатели, использовавшие королевский кета-джи’индра, ее долгий сон, чтобы получить для себя выгоду. – Он сделал паузу, и его лицо в маске обратило пустой взгляд на аристократов и солдат. – Распутники. Воры. Предатели. Сейчас они предстанут перед справедливым судом.
Пара высоких Королевских Зубов шагнула вперед, они схватили первого из тех, кто стоял на коленях, поставили его на ноги и развернули к аристократам. Вийеки слишком хорошо знал лицо, разбитое и покрытое синяками. Это был Йемон, его секретарь.
Ужас вернулся, словно порыв ледяного ветра, все чувства Вийеки, каждый нерв, кричали, что он должен бежать, но тело не слушалось, он мог лишь стоять, ждать и смотреть.
«Значит, я все-таки умру, – подумал он. – Ахенаби нашел информатора, который на меня донес. Прощай, моя семья. Надеюсь, позор будет не слишком велик, и они смогут его перенести. Прощай, Нежеру, моя дочь и наследница».
И в этот момент перед его мысленным взором возникла не законная жена, а лицо смертной любовницы Зои. Он надеялся, что она и ее дочь не пострадают за его ошибки.
Одного за другим пленников, стоявших на коленях перед Королевой, заставляли подняться на ноги, называли имена и разворачивали к аристократам. К растущему недоумению Вийеки, большинство занимали столь же низкое положение, как Йемон, – несколько священников, один секретарь магистра, командир из Ордена Жертвы, недавно получивший звание генерала. Самой значительной из всех оказалась Ниджика, Старшая Певчая, которую Вийеки запомнил еще с тех времен, когда северяне штурмовали горы. Как и у Йемона, у нее на лице были раны и синяки – очевидно, она сильно пострадала после того, как ее схватили, но сейчас стояла с пустым лицом, пока ее с двух сторон держали Королевские Зубы, а в глубине пульсировали голоса Тех, Что Не Знают Света. После того как прозвучало ее имя, Ниджику и всех остальных пленников снова заставили опуститься на колени у основания огромного каменного трона Королевы.
– В эти ужасные времена мы сталкиваемся с опасностями как изнутри, так и снаружи, – заявил Ахенаби. – В то время как возлюбленная Мать Народа спала, жалкие существа, которых вы видите перед собой, вступили в заговор, чтобы не подчиниться ее воле. Они побуждали к введению законов и директив, противоречащих нашим самым древним традициям, ослабляющих собственный народ и подвергающих осмеянию память о Саде.
Вийеки был ошеломлен словами Лорда Песни. Никто из собравшихся здесь не поверит, что небольшая группка мелких чиновников способна настоять на том, чтобы дать право наполовину смертным бастардам присоединиться к таким могущественным орденам хикеда’я, как Жертва и Песня. Потребовались совместные усилия маршала Мюяра и магистра Вийеки Яарика, самого Ахенаби и нескольких могущественных придворных, чтобы произошли столь существенные перемены. Неужели могущественный Певец сумел каким-то образом убедить Королеву в столь очевидном обмане? Или происходит нечто другое?
Первого пленника, Йемона, подтащили к ногам Королевы. Он повизгивал, но, когда секретарь Вийеки, преисполненный стыда и ужаса отвернулся от сияющего лица Утук’ку, скрытого маской, сильные руки схватили его голову так, что он уже не мог ею пошевелить. Вийеки ожидал, что Ахенаби прочитает список обвинений, но вместо этого Мать Народа потянулась вниз и коснулась лба Йемона рукой в белой перчатке. Злополучный секретарь начал дрожать все сильнее и сильнее, пока не возникло ощущение, будто огромный и невидимый хищник сжимает его в своих челюстях. Стражники внезапно отпустили его, словно обнаружили, что держат в руках нечто невероятно горячее. Сломанный Йемон начал визжать, скандирование Тех, Что Не Знают Света, стало громче, а воздух пещере – теплее и гуще.
Затем странная тень скользнула по пленнику от того места, где его коснулась рука Утук’ку, медленно двигаясь наружу, распространяясь вниз по голове и телу, как чернила, брызнувшие на промокательную бумагу. Вопли Йемона стихли, слышался лишь свист выходящего изо рта воздуха, а потом он внезапно растаял каскадом пепла или черной пыли; и Вийеки с трудом сдержал крик отвращения и ужаса.
Пока аристократы, собранные в пещере, наблюдали за происходящим в сосредоточенном, тревожном молчании, к Королеве подтащили следующего пленника, и сцена казни начала повторяться снова и снова с каждым из приговоренных к смерти предателей. К тому моменту, когда последнюю пленницу, Ниджику, Старшую Певчую Ордена Песни, подтащили к трону Утук’ку, ей пришлось встать на колени на дрейфующие останки ее предшественников.
Ниджика не стала молча ждать смерти или визжать, как Йемон. Вместо этого она произнесла громким четким голосом так, что все собравшиеся смогли ее услышать:
– Хикеда’я! Я не знаю, что именно я совершила, но если моя Королева и мой магистр говорят, что я виновна, значит, так и есть. Пусть это будут мои последние слова истины. Я люблю свою Королеву больше жизни, больше чести моей семьи, клана или ордена. Я дала клятву, когда стала членом Ордена Песни, что с радостью отдам за нее свою жизнь, и сейчас уже не важно, как именно. Я умираю без сожалений, потому что такова воля моей Матери.
