Со всех сторон его окружал мерцающий неровный свет, появлялись все новые и новые факелы, словно огненные птицы, спешащие на общую трапезу. Такие яркие! Он заморгал и понял, что в руке у него что-то зажато. Он опустил глаза и обнаружил, что пальцы стискивают обрывок белой ткани.
– Саймон! – Голос Мириамель прозвучал где-то у него за спиной. Свет бил ему в глаза, Саймон был в смущении и испытывал боль. Джон Джошуа! Он держал его в руках, на одно мгновение снова прикоснулся к умершему сыну, и вот доказательство!.. – Саймон, – закричала жена, – проснись!
Она стояла перед ним, и ее лицо было единственным знакомым в толпе окруживших его чужаков, и на мгновение Саймон почувствовал себя зверем, которого преследуют охотники, собирающиеся его убить. Потом он увидел женщину, обнимавшую мальчика лет шести или семи, худого, фигурой похожего на Джона Джошуа, но с темными волосами. Ребенок плакал, а его ночная рубашка превратилась в лохмотья. С растущим ужасом Саймон понял, что она из такого же материала, как тот, что зажат у него в руке.
– Что?.. – Саймон огляделся по сторонам, увидел Тиамака и людей, которых узнал, и снова Мири. – Что здесь произошло?
Жена взяла его за руку и отвела подальше от огромных двойных дверей в глубину коридора.
– Тебе приснился сон, муж, очень плохой сон.
– Джон Джошуа… Я думал, что Джон Джошуа вернулся. Лелет пыталась… – Саймон не помнил всего, что случилось, но не сомневался, что это важно. – Дети. Лелет пыталась сказать мне…
– Лелет мертва более пяти десятков лет, – сказала Мири, и, хотя в ее голосе слышался гнев, Саймон уловил в нем страх, почти ужас. – Не будем о ней. Ты напугал бедного ребенка до смерти. Он зашел проверить, не осталось ли здесь немного еды после ужина.
– О, добрый Усирис, – пробормотал Саймон, которого вдруг сковал ледяной холод. – Что я сделал? Я причинил ему вред?
– Ты только порвал ночную рубашку. Он сказал, что ты назвал его «сыном». Так я все поняла. – Мири помогла ему снова улечься на мягкую кровать барона Нарви. – Плохой сон. Я больше сержусь на Бинабика за то, что он дал тебе амулет, чем на тебя.
Саймон покачал головой. С одной стороны он радовался, что это был лишь сон, с другой – не хотел его отпускать.
– Нет, это не только сон. Я так не думаю. Я считаю… что сказала Лелет? Дети мертвы. Да, именно так. Или она сказала: Детей призвали?..
– Ш-ш-ш. – Мири приложила ладонь к его губам. Ее пальцы были прохладными и успокаивающими, в отличие от голоса. – Не нужно больше разговоров, муж. Ты и так достаточно всех напугал.
– Я не буду спать, – сказал он. – Как я могу? Это не просто сон…
– Мальчик – один из внучатых племянников барона, – сказала королева. – Как он мог быть кем-то другим? Нашего Джона Джошуа больше нет – и клянусь доброй матерью Эйдона, ты это знаешь, Саймон! Джон Джошуа на Небесах с Усирисом и ангелами. Зачем ему бродить по земле? Ты знаешь, что он обрел покой. – Она протянула руку и разомкнула его пальцы. – Отдай мне амулет.
Мириамель взяла талисман из перьев и цветов, который Бинабик для него сделал, бросила на пол и растоптала каблуком, и мелкие кости затрещали, точно прутья.
– Утром я его сожгу, – добавила Мириамель.
Саймон хотел возразить, но у него возникло ощущение, что он заснул в одной стране, а проснулся совсем в другой.
– Но я видел нашего сына!
– Демоны способны принимать знакомый нам облик. Хватит. Ложись спать.
Саймон опустил голову на соломенный тюфяк и попытался сосредоточиться на пальцах Мири, которые гладили его лоб. Он ощущал ее страх и не понимал, почему она так напугана. Всего лишь сон, – сказала она. Саймон закрыл глаза, и его мысли начали путаться. Она права. Что еще это могло быть?..
Когда Саймон снова заснул, ему больше не снились сны, а если и снились, они не остались в его памяти, когда он проснулся.
Глава 20
Его сверкающий самоцвет
♕
Казалось, тучам стрекочущих и кусающихся существ нет конца. Нежеру рубила их, как раб, косящий ячмень, но все новые и новые фури’а атаковали ее, карабкаясь по трупам своих соплеменников.
Она с дюжину раз звала Мако и других своих товарищей, даже Певца Саомеджи, но никто из них не ответил, и она ничего не слышала, кроме пронзительных криков гоблинов. Казалось, эти существа везде, они кишели в земле, как черви в телах гниющих животных, словно под твердой кожей из снега и льда она превратилась в зловонную яму.
Откуда они появились так внезапно? Она вспомнила, как шел гигант Го Гэм Гар, а через мгновение он исчез, когда земля провалилась под его ногами. А там, должно быть, было полно нор фури’а, и они не выдержали веса гиганта.
Ей показалось, что она слышит крик Мако: «Сюда, ко мне!», но не смогла определить, откуда он донесся. В любом случае сейчас она могла лишь отбиваться от наседавших со всех сторон гоблинов в том месте, где стояла. И хотя у ее ног валялось множество трупов, полдюжины жутких человекообразных зверей продолжали взбираться по ее телу. Некоторые из них были вооружены острыми каменными лезвиями, зажатыми в крошечных уродливых руках. Нежеру понимала: если бы не куртка и штаны, сделанные из прочных шкур, чудовища уже давно вонзили бы свои грубые ножи в ее тело.
Она отчаянно встряхнулась, и ей удалось сбросить сразу несколько тварей.
– Мако! – крикнула она. – Где ты? Я здесь!
Однако никто не ответил. Командир Руки либо был слишком занят, отбиваясь от врагов, либо уже погиб. В голову Нежеру пришли слова Первого закона Королевы, словно она снова стала ребенком.
Мать всего сущего, дай силы своему слуге. Моя жизнь принадлежит тебе. Мое тело принадлежит тебе. Мой дух принадлежит тебе.
Отчаянная, нечестивая мысль пришла ей в голову сразу после молитвы, словно с ней заговорил кто-то другой:
Но ведь именно Королева послала нас сюда умирать!
Даже находясь во власти страха, Нежеру почувствовала стыд от такого доказательства присутствия в ее жилах трусливой крови смертных. Разве она не королевский Коготь, давший клятву и спевший песню смерти? Если Мать всего сущего нуждается в крови дракона, значит, святая обязанность Когтя ее принести. И если они умрут, выполняя ее волю, – если сама Нежеру погибнет здесь, под натиском кошмарных созданий, – какое это будет иметь значение? Другие придут, чтобы служить Королеве. Хикеда’я выживут, и Сад останется в памяти. И только Королева способна это дать.
Эти мысли пронеслись в ее сознании за долю мгновения, а потом Нежеру ощутила боль, острую, словно ее обжег огонь – что-то кусало ее запястье. Она взмахнула рукой, но не сумела избавиться от гоблина. Один из фури’а умудрился отыскать открытое место между перчаткой и рукавом куртки и теперь свисал, точно большая крыса, которую ей никак не удавалось сбросить. Остальные воспользовались тем, что она отвлеклась, и бросились на нее, и Нежеру изо всех сил принялась колотить по маленькой голове с всклокоченными волосами рукоятью меча, пока не почувствовала, как череп треснул.
