Наша последняя находка оказалась абсолютно случайной. Мы уже сели в машину и медленно ехали по дороге, все молчали. Я включила подфарники – мы оставались под покровом деревьев, так что это представлялось вполне безопасным. Ехать ночью совсем без света подобно ночному кошмару. Из всего, что мы делали с начала вторжения, это было, пожалуй, самым страшным. Будто едешь в никуда, в некое тёмное чистилище. Да, ужасно, и сколько бы раз я это ни делала, привыкнуть не могла.
Но даже при небольшом свете, который я рискнула включить, невозможно было не заметить две пары глаз, с любопытством смотревших на нас. Большинство существ, мимо которых мы проезжали за последние дни, уже вполне одичали и убегали прочь, но эти маленькие животные никуда не спешили. Так уж им не повезло. Это были два ягнёнка, примерно шести месяцев от роду, чёрные, похоже от одной овцы. Видимо, их мать погибла, но они к этому моменту были вполне в состоянии продержаться самостоятельно. Во всяком случае, истощёнными они не выглядели.
– Жареная баранина! – воскликнула я, ударяя по тормозам.
Да, это был внезапный порыв, но я тут же подумала: «А почему нет?»
Я окончательно остановила машину и оглянулась на остальных.
– Мы хотим жареной баранины? – спросила я.
Похоже, все слишком устали, чтобы думать, а тем более отвечать, но Гомер среагировал. Он выказал куда больше энтузиазма, чем я наблюдала в нём в последние двадцать четыре часа. Он выскочил из машины с одной стороны, я – с другой. Ягнята глупо стояли на месте. Да, глупо, по-овечьи, и я не собираюсь искать другое слово. Тут наконец Робин и Ли тоже проявили признаки жизни, видимо при мысли о хорошей еде. Никто из нас не был вегетарианцем – быть вегетарианцем означало нанести величайшее оскорбление нашей части мира. Мы схватили ягнят и перевернули вверх ногами, потом нашли какой-то шнур и, связав им ноги, каким-то образом втиснули их в машину.
– Они не сожрут нашу картошку? – встревоженно спросила Фай, пытаясь отодвинуть тяжёлый мешок с картофелем от головы одного из ягнят.
– Нет, Фай, и сахар они тоже не тронут.
Когда мы вернулись к моему дому, я, едва переставляя ноги, пошла набрать мяты. Эта короткая прогулка едва не прикончила меня. Наклонившись, чтобы сорвать растения, я вдруг почувствовала, что огромная чёрная тень вернулась и нависла надо мной, словно коршун. Было страшно поднять голову. Конечно, ночь уже достаточно сгустилась, но я знала: какими бы тёмными ни были небеса, моя упорная тень ещё темнее.
Ошибкой было отправиться за мятой в одиночку. После стрельбы по солдату на Баттеркап-лейн я впервые осталась наедине с собой. И казалось, стоило мне удалиться от друзей, как небеса заполняла эта чудовищная тень.
Пару минут я провела, согнувшись над мятой. По спине побежал холод, и я больше не ощущала запаха мяты, хотя касалась лицом её высоких стеблей. Через какое-то время я услышала голос Гомера, окликавшего меня, а потом раздались и его тяжёлые шаги, и он сам прорвался ко мне через разросшиеся цветы бордюра. Гомер не сразу меня отыскал, потому что я просто не в состоянии была откликнуться на его зов, но я слышала, как его голос раздаётся всё ближе и ближе и звучит всё более обеспокоенно. Когда Гомер нашёл меня, он повёл себя на удивление мягко, погладил меня по шее и пробормотал что-то утешительное.
К машине я вернулась вместе с ним. Не сказав никому ни слова, ни на кого не посмотрев, я повернула ключ зажигания. Мы наконец-то медленно приближались к месту, ставшему для нас домом, – к Аду. Мы спрятали «лендровер» в обычном месте, взяли кое-что из припасов, привязали ягнят, оставив им ведро воды, и дальше пошли пешком. Правда, «пошли» – слишком сильно сказано, это было скорее спотыкание, нежели ходьба. Мы уже достигли предела во всех отношениях – физическом, умственном и эмоциональном, и я лишь радовалась, что никто и не пытался обнаружить в себе какие-то сохранившиеся в глубине запасы энергии. Да и вряд ли у кого-то они имелись. С трудом переставляя ноги, я думала, что могла бы делать это вечно, вот только на спуске пришлось чересчур напрячь мышцы бёдер.
Когда мы добрались наконец до лагеря, Гомеру пришлось ткнуть меня кулаком, чтобы остановить, точно на кнопку нажать. Мы ввалились в палатки и, кое-как пожелав друг другу спокойной ночи, тут же рухнули – каждый в раковину своего личного сна.
Мне, вопреки ожиданиям, удалось заснуть. И всю ночь мне снился кто-то большой, злобный, нависавший надо мной и говоривший так громко, что его голос отдавался во всём теле.
Проснулась я рано, прижимаясь к Фай. Я не понимала, что происходит: меня как будто преследовала мысль о том, что я должна спрятаться, не должна оставаться одна… И сохранялось ощущение, что тень так и висит надо мной, и я, как крыса, за которой гонится сова, хотела забраться под какой-нибудь камень. Вот только, в отличие от крысы, я предпочла спрятаться под человеком, а не под камнем.
Похоже, именно с той ночи я стала меньше спать, есть и меньше разговаривать. Казалось, я перестала ощущать себя личностью, потому что убила умиравшего солдата.
Наконец я встала и умылась.
День пополз своим чередом, час за часом. Никто ничего особенного не делал. И уж точно никто не говорил о чём-либо важном.
Большую часть припасов мы оставили в «лендровере». И весьма соблазнительной казалась мысль оставить их там навсегда. Но во второй половине дня, немного подремав, – это был дневной отдых из тех, после которых чувствуешь себя хуже, чем прежде, – я заставила себя поднять остальных. В первую очередь я думала об овцах, и ещё мне хотелось доказать всем, что могу принести пользу и не такой уж плохой человек, пусть даже и убиваю людей.
Однако оказалось очень нелегко убедить всех отправиться в путь.
– Да неужели это не подождёт до завтра? – сразу заныл Крис и, не глядя мне в глаза, снова заполз в свою палатку.
Гомер спал так крепко, что мне и будить его не захотелось. Ли тоже не горел желанием куда-то идти, но был слишком горд, чтобы признаться в этом, и потому без слов отложил в сторону книгу. Робин привела мне двадцать причин к тому, что нет необходимости куда-то идти до следующего дня, но в последний момент, когда мы уже уходили, передумала и отправилась с нами. Фай держалась лучше всех: она выбралась из спального мешка со словами:
– Упражнения! Отлично! Это то, что мне нужно: побольше нагрузки.
Я простила ей сарказм, потому что Фай выглядела бодрой, а мне как раз и нужна была малая толика бодрости.
Мы отправились около четырёх часов дня. Физическое движение пошло мне на пользу, вернув энергию телу и уму. Мы уже так хорошо знали тропу, что при желании могли болтать на ходу, не слишком сосредоточиваясь на том, куда ставить ноги. Мы прошли тропу по той части, что огибала утёсы, потом сквозь кусты, через прекрасный резной мост ручной работы, оставленный здесь единственным человеком, некогда жившим в этой дикой каменистой впадине. Если б тот старый отшельник вдруг вышел из своей хижины, когда мы двигались по мосту, он, наверное, от изумления проглотил бы собственную бороду. Разве мог кто-нибудь предсказать, что от Ада будет какая-то польза и как именно его станут использовать? И раз мы не могли предвидеть этого, то, быть может, нас точно так же изумит и какое-то грядущее событие, которое покончит с войной. Этой мыслью я утешала себя, пока мы тащились к Вомбегону.
