– Хотелось бы мне знать, куда подевался Крис.
– Это странно.
– Ты знала, что он много пьёт? – спросила я.
– Что значит – «много пьёт»?
– Ну, каждый раз, когда ему удавалось раздобыть спиртное, он, думаю, напивался в одиночестве.
– Это нам ничем не поможет, – покачала головой Фай.
– Когда мы напали ночью на колонну грузовиков, он, мне кажется, сильно испугался. А когда мы уходили, он был пьян уже в десять утра.
– К чему ты всё это говоришь?
– Не знаю, – ответила я. – Но мне это не понравилось. То, что он делал за нашими спинами.
– Ты считаешь, Крис алкоголик?
– Нет, не совсем так. Но думаю, с этим у него проблемы. Он странный парень, и с ним нельзя общаться так же, как мы общаемся друг с другом. Тебе не кажется, что с ним всё труднее поговорить?
– Да, но с ним и раньше было нелегко общаться. В школе он всегда держался сам по себе.
– И всё равно он интересный, – сказала я. – Так хорошо пишет. Наверное, он гений.
– Конечно! Но мне его никогда не понять.
– Если бы тебе пришлось выбрать человека, с которым ты хотела бы остаться здесь, кого бы ты выбрала?
– Мою маму, – вздохнула Фай.
– Нет, кроме родственников.
– Ну… Корри и Кевина, конечно.
– А кроме них?
– Наверное, Алекс Ло.
– Алекс? – удивилась я. – Она такая врунья.
– Нет, неправда. Ты просто никогда не пыталась познакомиться с ней поближе.
– Да она меня ненавидит!
– Ничего подобного. Тебе кажется, что все тебя ненавидят.
– Нет, не кажется. Все девчонки в школе! И все мальчики. И все учителя. А больше никто.
– Значит, мистеру Уайтлоу ты нравишься?
Мистер Уайтлоу был школьным вахтером, и уж он-то действительно меня ненавидел, потому что я однажды нажаловалась на него – он подсматривал за девочками в раздевалке. Ему просто повезло, что его тогда не уволили.
– Ох да, прости, о нём я забыла.
– А ты кого бы выбрала? – спросила Фай.
– Мириам.
– Да… Она симпатичная.
Я наслаждалась этим разговором. Это был, похоже, первый нормальный разговор за сто лет. Будто мы ненадолго вернулись в прежнее время, до вторжения.
– А что ты думаешь о «Героях Харви»? – снова спросила я.
Фай немножко помолчала.
– Это было странно… Неужели майор Харви действительно работал в школе?
– Очевидно.
– Но где же он раздобыл военную форму?
– Кто знает? Может быть, в театральной костюмерной. Он состоял в армейском резерве, так мне говорила Оливия, но майором не был.
– Мне нравилась Оливия.
– Да, она вроде ничего была, – кивнула я.
– А как насчёт Шарин?
Я ответила не сразу – вспомнила, что Шарин, скорее всего, уже мертва, и от этого мне было труднее сформулировать, что я думала на самом деле.
– Она, в общем, была не такой уж плохой. Я хочу сказать, конечно, она не стала бы мне лучшей в мире подругой, но она мне почти нравилась. Я вроде как зависела от неё.
– Да-а… – пробормотала Фай. – А всё-таки странно было снова оказаться среди взрослых. Приятно, но странно.
– Ничего хорошего там не было. Они нас считали совсем зелёными. И не давали нам ни единого шанса. Меня это раздражало. Мы сделали вдвое больше, чем они, а «Герои» с нами обращались, будто мы едва научились вытирать тарелки. Знаешь, миссис Хофф не разрешала мне греть воду в сковороде, чтобы отмыть её, потому что была уверена – я обожгусь! И всё это время майор Харви сидел и болтал о том, какие они крутые ребята и как они отлично вооружены! А нас всего шестеро, оружия практически нет, но мы действительно сделали нечто важное, такое, что принесло пользу!
– Ну да. Но взрослые… Они ведь всегда такие.
– А ты хочешь повзрослеть?
– Да, конечно! К чему ты клонишь? – не поняла Фай.
– Ну, я всегда думала, что взрослые выглядят такими несчастными и подавленными из-за того, что жизнь так сложна и проблем слишком много. И они как будто постоянно отгораживают нас от мира. В нашем возрасте тоже, конечно, не сплошь веселье и тоже есть свои проблемы, но вряд ли они такие серьёзные…
– Мы просто должны хорошо делать, что положено, вот и всё, – сказала Фай.
– Ну да… но они в нашем возрасте, наверное, точно так же рассуждали.
– Ты начинаешь чересчур много думать о собственной жизни.
– Нам бы проявить побольше интереса раньше. Помнишь, Кевин как-то спрашивал, какие соглашения есть у нашей страны с другими государствами? Никто из нас не имел об этом ни малейшего представления. Мы не должны были оставлять всё политикам.
– Политикам! – воскликнула Фай. И вдруг рассердилась: – Это же мразь! Подонки!
Я хихикнула:
– Фай, для тебя это уж слишком энергично!
– Те радиопередачи… Да меня просто тошнит от них!
Я знала, о чём она говорит. Когда мы слушали наших политических лидеров, вещавших из Вашингтона, слушали их ложь и обещания, мы злились так, что наконец договорились сразу выключать радио, как только они начинали свои речи.
– Вы вроде хотели отдохнуть в тишине, – проворчал в соседней палатке Ли.
– Ох, извини, – виновато откликнулась я.
Фай зевнула и улеглась поудобнее.
– Я совсем засыпаю, – сказала она.
– Вот и хорошо. Спокойной ночи. Или спокойного утра.
Фай сразу после этого заснула. А я – нет. Я лежала всё утро, время от времени погружаясь в дремоту, но почти сразу снова просыпаясь. Сон оставался последним путём бегства от реальности, оставшимся у меня, но двери в царство грёз, едва поманив, захлопывались. Мне трудно было спать с того самого дня на Баттеркап-лейн. Насколько я понимала, теперь это для меня проблема на всю оставшуюся жизнь. И остаток моей жизни в любом случае не будет слишком долгим.
12
Следующие две недели прошли медленно – не столько прошли, сколько проползли. От Криса по-прежнему не было вестей, и мы понятия не имели, куда он делся. Ребята трижды совершали вылазки из Ада, чтобы поискать его. В первый раз добрались только до моего дома, во второй раз – до домов Кевина и Гомера, а в третий долго ехали на велосипедах до дома самого Криса. Парни сознательно пошли на риск и оставили там для него записку – о том, что они приезжали, потому что думали, это самое подходящее для него место. Если он вообще где-то есть…
«Если он вообще где-то есть». Ну конечно, где-то он был. Все где-то находятся, разве не так?
