Бросив на руки слуги пыльную верхнюю накидку, защитник улыбнулся.
— Сражен любовной стрелой в самое сердце? А говорил, что больше не женишься.
— Друг мой, — махнул рукой Аллар, быстро подхватив саквояж из светлой кожи и спешно направляясь к лестнице, — это долгая история, рассказывать которую пока нет времени. Все потом, потом. Сперва осмотри ее, скажи, что мне делать? На тебя вся надежда! За эти три дня в нашем доме перебывали все врачи округи, и вердикт один: «Физически она здорова». Даже капли больше не помогают.
Эсташ молча поднимался следом и внимательно слушал.
— А она, — тен Лоран услышал горестный вздох, — она не просыпается вот уже три дня.
Защитнику было непривычно видеть друга таким — нервным, издерганным и жутко взволнованным. Аллар всегда отличался завидным самообладанием и прекрасным чувством юмора, ему несвойственно было нагнетать ситуацию или просить о помощи там, где вполне мог обойтись своими силами. Потому, получив записку: «Приезжай. Ты мне нужен», Эсташ не стал терять времени и, переложив заботы о больных на своего помощника, первым аэростатом полетел в тот живописный городок у моря, где и находилось фамильное поместье Аллара. Теперь, увидев Олайоша, он убедился, что друг чрезвычайно обеспокоен здоровьем своей жены и, должно быть, безмерно любит ее.
Аллар уже распахнул дверь в спальню и спешил к кровати, так торопясь поскорее подвести Эсташа к своей сабен, что не заметил, как на полпути, увидев лицо спящей девушки, тен Лоран вдруг споткнулся и с трудом удержал равновесие.
— Вот, взгляни. Что скажешь? Можешь сделать заключение сразу или требуется осмотр?
— Осмотр, — медленно выговорил защитник, присев на край кровати и склонившись к девушке, чье лицо казалось фарфоровой маской.
— Говори, что подать. Это же твой медицинский саквояж? Какие инструменты?
— Пока обойдемся без них, Олайош, — негромко ответил защитник, беря в ладонь тонкое запястье.
Переминаясь с ноги на ногу, Аллар в тревоге следил, как, полуприкрыв веки, Эсташ сперва слушает пульс, затем проводит ладонью над грудью и лицом Марионы. Когда тен Лоран обернулся, Олайош едва не подпрыгнул от нетерпения и страха. Друг казался таким сосредоточенным, между бровями пролегла глубокая складка.
— Что там? — решился спросить Аллар.
— Повреждение ауры. — Всего два слова, а сердце Олайоша уже готово было выскочить из груди.
— Серьезное?
— Очень.
— Причины? Ты видишь?
— Нельзя диагностировать. Не в ее состоянии. Их бывает множество, Олайош, вплоть до смертельного проклятия. Вероятно, у твоей супруги есть могущественный враг?
В первую очередь Аллар подумал об Орселе, но выносить приговор без доказательства не стал.
— Всякое может быть. Но раз мы пока не в состоянии докопаться до причин, оставим этот вопрос на потом. Насколько положение серьезно, Эсташ?
Друг не спешил отвечать, расстегивая манжеты и повыше закатывая рукава рубашки.
— Эсташ! — От волнения даже голос задрожал.
— В ауре почти не осталось целых фрагментов. Вся ее энергия и сила уходит, как вода сквозь пальцы. Три дня она продержалась исключительно за счет того, что еще очень молода и действительно физически здорова.
— И сколько? Сколько времени у нас есть?
Вместо ответа тен Лоран прижал пальцы к вискам девушки. Ноги уже не держали Олайоша, и он упал в ближайшее кресло, запустив пальцы в волосы. Умоляюще глядя на защитника, ожидал его вердикта.
— Пара часов.
У Аллара отнялся дар речи, и единственное, что он сумел выдавить:
— Ты успеешь?
— Сделаю все возможное.
Ему требовалось достичь высшей концентрации. На той стадии, в которой сейчас пребывала девушка, затянуть черные провалы светлой, но разорванной ауры можно было лишь с помощью истинной силы защитника. Только времени требовалось много, и на секунду нельзя было отвлечься. Если исцеляющая энергия ринется в нее потоком, то подобно нахлынувшему прибою разрушит еще сохранявшие целостность фрагменты, а если потечет тонким ручейком, не успеет скрепить их до того, как последние крохи жизненной силы утекут вовне. И невероятно трудно было скрупулезно выплетать нити нужной толщины, вытягивая осторожно, но быстро, чтобы они сплетались с ее собственными, перекрещивались, создавая ячейки, из которых могли образоваться новые фрагменты. После все должно было раскрыться защитной оболочкой, которая и называлась аурой. О том, что непроизвольно отторгать его силу девушка не станет, он догадался, едва ее пальцы потеплели от прикосновения его ладони и передачи первой порции энергии. Она могла принять. Внутренняя суть и чистота позволяли сделать это, что являлось хорошим предзнаменованием и в то же время предупреждением лично для него.
Еще войдя в комнату, впервые увидев ее лицо, он ощутил то самое чувство, которое на языке защитников называлось впечатлением. Эсташ точно мог сказать, что не был знаком с миловидной сабен Аллар прежде, но взглянул — и словно электрическим разрядом ударило, резко и наотмашь. На него нахлынули чувства, будто испытанные когда-то: узнавание, ликование, восторг. Вот она, не мираж, настоящая и живая. Душу затопило счастье, что она есть на этом свете. Но именно в тот момент, настолько же необычный для защитников, насколько уникальна для людей любовь с первого взгляда, он должен был подавить все чувства, отринуть и отгородиться. Равнодушие давало возможность сосредоточиться, а иначе за отведенное время он мог не успеть создать те связи, что удержали бы девушку в мире живых. Требовалось срочно закрыть основную брешь, а позже можно было день за днем «чинить» остальное. Щит не откликался, не работал вовсе, и пришлось прибегнуть к поистине титаническому усилию воли. Пришла пора начинать.
Этот голос слышался мне откуда-то из заоблачных высот, слишком далекий, но самый родной. Он вернул бы меня даже из-за межмирной черты. Мягкое звучание, тихие, но решительные интонации, неторопливая манера речи. Он казался давно забытым, но отчего-то звучал знакомо.
Как же хорошо было его слышать!
— Просыпайтесь, — негромко велел голос. Ласково, но требовательно, и, повинуясь ему, я открыла глаза.
Сперва все кругом застилала пелена, и я моргнула несколько раз, ощутив, как по щекам побежали слезы. Зато картина прояснилась: передо мной предстала комната, незнакомая, но очень светлая. Видимо, это свет от окна так бил по глазам, что захотелось отвернуться. Шея затекла и поворачивалась с трудом, а когда я взглянула в другую сторону, то увидела Его.
Эсташ.
Узнала сразу, хотя давно уже не могла нарисовать в памяти его облик.
Эсташ.
Приятное тепло бежало по телу от моей руки, сжатой в его ладонях, а я боялась поверить тому, что вижу его.
Он сидел, прикрыв глаза и опустив голову, а я все смотрела и смотрела, не смея даже моргнуть, опасаясь, что он исчезнет, не рискуя взглянуть куда-либо еще, только на него. Видимо, жадный взгляд, которым изучала каждую черточку знакомого и забытого лица из другой жизни, мог ощущаться даже физически, потому что ресницы защитника дрогнули и медленно поднялись. С каждым днем, проведенным в этой реальности, древняя магия, осуществившая невыполнимое желание, крала мои воспоминания и стирала черты бесконечно дорогого образа. Он неотвратимо ускользал, хотя каждый день все мои мысли были только об Эсташе. Я просыпалась и засыпала, мечтая о нем, и вот он поднял голову и посмотрел на меня. Какой необычный редкий цвет глаз, как темный аквамарин, и серьезное выражение лица, и мудрость, кроющаяся в каждой черточке, а еще легкая улыбка, изогнувшая уголки губ.
