— Или дедушку, — вставила я, — а еще можно назвать его дядей Лешей, чем навсегда отбить желание мне звонить.
Видя, что последняя идея прочно засела в моей голове, разочарованная Натали махнула на меня рукой и больше советов не давала.
Возможно, было ошибкой цепляться за свои устаревшие, никому не нужные принципы, но все же до сих пор это помогало сохранить уважения к самой себе. Для меня намного проще было жить по правилам, которые сформировались еще в детском возрасте, чем ломать убеждения в угоду другим.
Я не боялась отношений с мужчинами, просто, мне хотелось чего-то стоящего, подлинного. А вот с этим были проблемы, и тетя Вера, все чаще с надеждой заводившая разговор о внуках иногда вызывала во мне чувство неловкости. Может быть, что-то не так со мной? Или я создаю проблему на пустом месте? Но разве это плохо, когда ты хочешь, чтобы тебя уважали, любили и ценили не на украденный у кого-то час? Мне хотелось любви, но наивной я не была. Напротив — каждый прожитый год давал мне возможность узнать себя получше и заподозрить — а способна ли я вообще на серьезные отношения с людьми?
Я любила тетю Веру, но ее невозможно было не любить. Она заменила мне мать, отца и всю семью. Но кроме нее у меня не было подруг, а, скорее, просто знакомые, связанные со мной учебой, работой или соседством. Не было мужчины, которого бы я могла назвать своим… По сути дела, то, что когда-то приписывала смущению и неумению общаться сводилось к одной простой истине — меня вполне устраивало то, как я жила, а желание близости с кем-то, скорее говорило о возрасте и играющих в организме гормонах. Хотя, я ведь могла ошибаться, и совсем скоро встретить человека, с которым захочу провести остаток жизни и подарить свою любовь.
Но сейчас все мои мысли были заняты здоровьем тети. Она испытывала слабость и усталость. Мои уговоры сходить к врачу ни к чему не приводили. Тетя стояла на своем — нельзя прожить дольше, чем тебе отведено Богом и все мои возражения разбивались о ее упрямство. Я видела — все чаще она о чем-то размышляет, теряя нить разговора, и считала, что рано или поздно она примет верное решение и начнет лечиться. Без нее я не мыслила своего существования, не зная, как можно жить, если ее не будет рядом. Я и дальше мечтала жить с ней маленькой дружной семьей в уютной квартирке, оставив все проблемы и сложности за ее пределами. И, наверное, именно в тот вечер я поняла — думать о чем-то, желать чего-то невероятного так же опасно, как и не обращать внимание на внутреннее чувство, вопящее об опасности.
Их было двое — почти одного роста со мной, коренастые типы, одетые весьма небрежно. От них так и веяло неприятностью и угрозой. Но было уже поздно — я вставила карточку в банкомат, и мне осталось последняя цифра, чтобы набрать код. Но острие ножа, приставленного к боку и злобное шипение в ухо заставили меня замереть.
— Чего тянешь, сука! — вмешался второй. Гони сюда бабки!
Острие дернулось, и я почувствовала, как нож режет одежду. Не знаю, что я испытала в тот момент. Скорее всего, мне было немного больно, а еще обидно. Не потому, что могла лишиться последних денег — не такая уж большая сумма там была. Просто вдруг я пришла в ярость от мысли, что сейчас эти двое силой и угрозами принуждают меня.
— Здесь камера и вас видят, — как можно спокойнее заметила я, смотря прямо перед собой.
— Заткнись и давай сюда бабки, — прогугнявил второй.
Я больше не раздумывала. Точнее — вообще не думала. Просто нажала отмену и, выхватив карточку, разломала ее пополам. В ушах шумело от притока крови, меня трясло от страха и злости, поэтому, когда первый замахнулся я, инстинктивно перехватила лезвие и крепко сжала в ладони.
Я не слышала криков, не чувствовала удара в голову. Просто в какой-то момент все отошло куда-то далеко, а перед глазами простерлось бездонное голубое небо с легкой дымкой облаков.
Очнувшись в больнице, я позвонила тете Вере, но дома ее не застала. Позднее, мучимая тревогой, я узнала, что в тот же вечер ее увезли с сердечным приступом. Как только она услышала, что со мной произошло, ей стало плохо.
Как же я скверно почувствовала себя тогда. Мое глупое поведение подвергло опасности мою собственную жизнь, и едва не убило единственного родного мне человека. Правда, было неизвестно, что бы сделали со мной те два типа, после того как получили деньги, но вряд ли им бы пришло в голову меня убивать средь бела дня. Их взяли — этих злосчастных обкуренных подростков, но даже это не могло успокоить мою совесть.
Сидя в палате, вдыхая горький запах лекарств, я поклялась себе, что никогда больше ничем не взволную свою приемную мать. Как бы жизнь меня не била, я сделаю все, чтобы держаться подальше от любых неприятностей и проблем, которые могут возникнуть в моей жизни. Или, по-крайней мере, сделать так, чтобы она ни о чем не узнала.
Я сдержала слово — была всегда рядом, заботилась о ней, со страхом глядя в будущее. Из-за серьезного сердечного заболевания тети оно сулило стать для нашей маленькой семьи безрадостным и унылым. Поэтому, изо всех сил я пыталась скрасить ее жизнь, чего бы это ни стоило.
Но однажды наступил самый жуткий день в моей жизни. Она ушла, и я, наверное, уже никогда не узнаю, что заставило ее выйти из дома и поехать в то странное заброшенное место. С тех пор я не видела ее живой, но в моей памяти навсегда останется тот взгляд, полный любви и заботы, каким она провожала меня в то утро из дома.
И сейчас, думая о том, что я потеряла, кого потеряла, я не могла остановить слез. Тетя, Лариса, Родгар…Аурелия. Не знаю, что я испытываю к тебе после всего, что узнала. Но я уверена, что это лишь часть правды, которую мне, возможно, никогда не доведется узнать.
Я нарушила слово — вела себя непредсказуемо и глупо, позволила втянуть в непонятную для себя игру, пыталась убить того, кто в десятки раз сильнее меня. Возможно, та трезвость и рассудительность, которыми я старалась жить при тете Вере были лишь маской, позволяющей мне скрыть свой истинный характер. Я считала, что сильно изменилась за последнее время, но может быть, я ошибалась? И я была такой всегда — неразумной, вздорной, иногда глупой и недальновидной. Меня просто убивала подобная двойственность, но ничего поделать с этим не могла. Что делать — принять себя такой, какая я есть, или попытаться снова стать тенью себя прошлой — нерешительной, пугливой… обыкновенной. Какая я на самом деле? Как я могу доверять себе, если не могу разобраться с собственными чувствами и поступками.
— Госпожа Регина, — настойчивый голос вывел меня из задумчивости.
Мне пришлось слегка повернуть голову, чтобы увидеть молодого человека, склонившегося надо мной. Довольно трудно было оценить его рост, так как он стоял, а я лежала на животе, лишенная возможности встать без последствий в виде вновь открывшихся ран.
— Простите, что пришлось вас потревожить, — продолжил парень, но хозяин, прежде чем уехать, приказал мне ухаживать за вами. Вы долго спали, и я начал переживать.
— Долго, это сколько? — хриплым ото сна голосом поинтересовалась я.
