Он изо всех сил старался не расплакаться.
– Если бы я пошёл тогда с ней, может быть, ничего бы не произошло, – пробормотал он. – Но я просто трус.
Райли вздрогнула. От этого жуткого слова «трус» ей стало физически больно.
«Вот она – эмпатия», – подумала она.
Это чувство не было приятным, как не было приятным переносить на себя чью-то эмоциональную боль.
Однако она радовалась одному: она правильно сделала, что не рассказала ему о том, что его чувства к Реи были взаимными. Тогда бы он точно знал, что Рея позволила бы ему проводить её до дома, если бы он предложил ей.
И от этого ему стало бы намного, намного хуже.
Но она должна сказать хоть что-то. Она не может позволить ему испытывать такие мучения.
– Ты не трус. Многие чувствуют то же – я имею в виду те, кто знал её. Как и я. Я была здесь той ночью, и я даже не…
Её голос оборвался.
Она всё же договорила:
– Я думаю, мы все должны понять, что это была не наша ошибка. Мы не несём ответственности за то, что произошло. Другой человек сделал это, и его нужно найти и заставить платить. Это неправильно, очень, очень неправильно – винить себя.
Лицо Рори немного расслабилось.
Райли решила, что говорит правильно. Она чуть было не добавила: «Жизнь продолжается», но вовремя оборвала себя.
Старые клише не всегда верны.
И события прошлой недели это с лихвой доказали.
Рори сказал:
– Мне жаль, что я не познакомился с ней лучше…
Райли с грустью подумала: «Да, мне тоже».
Она погладила Рори по плечу.
– Береги себя, ладно?
Рори кивнул и снова глотнул пива. Оставив свою кружку недопитой, Райли встала из-за стойки бара и пошла прочь. Проходя мимо бильярдного стола, она порадовалась тому, что Гарри Рэмплинг слишком погружён в свою игру и не заметил её.
Когда Райли вышла на улицу, порыв холодного ветра напомнил ей тот момент, когда она вышла из Хижины кентавра той ночью. Она остановилась и встала неподалёку от двери, не зная, что теперь делать.
Постепенно её накрыло странное, тревожное чувство…
«Он был здесь», – поняла она.
Убийца стоял на этом самом месте, где сейчас стою я, и ждал.
Она не знала, почему, но была в этом совершенно уверена.
Более того, она чувствовала в точности то же, что чувствовал во время своего ожидания убийца – его повышенное внимание, ускоренное дыхание и пульс, его предвкушение.
Она вздрогнула, осознав: «Я проявляю к нему эмпатию!»
От этой мысли ей стало очень жутко – примерно так же, как когда она увидела тело Реи.
Интересно, стоит ли поддаться этому чувству?
Отважится ли она погрузиться в глубины его разума?
«Я должна сделать это, если я могу, – твёрдо сказала она себе. – Я должна выяснить, что произошло с Реей».
Глава девятая
Райли остановила себя на середине мысли.
«Что ты имеешь в виду? – спросила она себя. – Что ты вообще делаешь?»
Тем не менее, ей никак не удавалось выбросить из головы мысль о том, что она может ощутить реальные мысли убийцы.
Она отошла в сторонку от дверного проёма и облокотилась на внешнюю стену здания, глубоко дыша и стараясь заставить себя мыслить рационально.
«Ты же, конечно, не думаешь, – сказала она себе, – что сможешь выяснить, что случилось с Реей, если будешь обращать внимание на…»
…на что?
Но даже споря с собой, она понимала, что её ощущения реальны. Ей правда удалось уловить то, что произошло здесь в тот день.
И она должна выяснить всё, что только сможет.
Как поступил и убийца, по её мнению, она отшагнула назад, пока не скрылась в тени у двери в Хижину кентавра.
Она представила, как дверь открывается, и оттуда выходит Рея. Одна.
«Он видит её, – подумала Райли. – Но она не видит его».
Интересно, ждал ли он здесь именно Рею?
Она снова вспомнила слова доктора Циммермана: «Убийца был знаком с Реей и желал её смерти».
Но теперь Райли поняла, что её рациональный ум участвует в процессе наряду с чувственными ощущениями, и что она сомневается в объяснении профессора. Например, как убийца мог быть уверен, что в тот вечер Рея решит пойти домой не в окружении подруг? Разве не мог он сидеть здесь в ожидании любой девушки, которая неблагоразумно решит уйти из Хижины кентавра одна?
Мог ли ошибаться Циммерман?
Райли не знала. Она знала лишь то, что собирается в равной степени применять логику и инстинкты.
Теперь ей было легче представить беззаботно шагающую по улице Рею. Она вспомнила, в какой обуви Рея пошла на вечеринку, и теперь почти слышала, как её каблуки цокают по асфальту и почти видела её чёткий силуэт в свете фонарей.
Несколько мгновений она стояла там, где мог стоять убийца в ожидании того, чтобы Рея отошла на безопасное расстояние. Затем она пошла в том же направлении. На Райли были кроссовки, так что её собственные шаги звучали тихо. Она предположила, что убийца тоже был обут в обувь на мягкой подошве. Он хотел быть настолько тихим, насколько это было возможно.
Райли продолжала идти за десять-пятнадцать метров до воображаемой Реи, пока не дошла до кампуса с петляющими тропами, освещёнными фонарями. Она стала сокращать дистанцию между собой и жертвой, как и убийца в её воображении.
Приближаясь, она поняла, что даже мягкая обувь уже должна была стать слышна Рее.
Оглянулась ли Рея, чтобы посмотреть, кто её преследует?
Возможно.
А может быть, она просто ускорила шаг.
Райли пошла быстрей, чтобы поравняться с ней.
«Она должна была испугаться», – подумала она.
И рано или поздно, Рея всё равно обернулась бы.
Райли представила её в свете фонарей, чётко увидела перед мысленным взором выражение её лица.
На лице девушки играла полуулыбка облегчения.
«Она его знала», – поняла Райли.
Но насколько хорошо?
Достаточно, чтобы успокоиться, поняла Райли.
Расслабившаяся Рея, скорей всего, снова сбавила шаг до нормальной скорости.
Райли чувствовала растущую радость убийцы, его предвкушение.
Всё происходило в точности так, как он рассчитывал.
И она услышала в мыслях, как он обращается к ней мягким, дружелюбным голосом:
– Эй, уже поздно. Давай я тебя провожу?
