– Сергей Сергеевич, бросить транспорты невозможно, – отрезал Рейценштейн.
– Понятно, Николай Карлович! – ответил я. – Кажется, это как раз тот самый случай, когда «во избежание тяжелых потерь»… – А сам подумал: «Только вот «Шквалы» и «Раструбы» мы на эту мелочь тратить не будем, не про их честь товар. Обойдемся средствами попроще…»
– У вас есть какой-то план? – переспросил Рейценштейн.
Я быстренько прикинул, что, конечно, в моем распоряжении есть недорогой лом, которым можно к черту раскурочить японские крейсера. Это глубинные бомбы от РБУ-6000, если их поставить на минимальную глубину в шесть метров. Но вот для этого надо сблизиться с противником на тридцать кабельтовых, а дальнобойность британских стодвадцатимиллиметровок – что на «Мацусимах», что на «Чиоде» – пятьдесят кабельтовых. Незадача! Если бы дело было ночью или в тумане… Лучше в тумане, тогда не видно вспышек выстрелов из орудий и трасс бомб. Искусственный туман – это дым. Кажется, перед походом на «Новик» с «Быстрого» перегрузили два десятка дымовых шашек для постановки дымзавес. Да и слово «шашки» плохо подходит к этим изделиям больше всего напоминающим двухсотлитровую бочку из-под ГСМ. Вот и готов план…
– Да, есть! Только вот подключите к нашему разговору «Новика» и Николая Оттовича Эссена, да побыстрее, пожалуйста, времени у нас почти не осталось.
– Здесь Эссен! – раздалось в эфире через пару минут.
– Николай Оттович, – откликнулся я, – у вас на борту должны быть такие большие зеленые бочки, которые вам погрузили с «Быстрого»…
– Да, имеются. Я узнавал, это для постановки дымовой завесы, – ответил Эссен.
– Тогда, господа офицеры, план такой. Сейчас «Новик» немедленно выходит из строя и начинает разгоняться до своих полных двадцати пяти узлов, обгоняя наш кильватер слева. По моей команде, Николай Оттович, закладываете правую циркуляцию и начинаете ставить дымовую завесу поперек курса японского отряда. Задействуйте по пять штук за раз – так будет надежнее.
– А что потом? – хмыкнул Рейценштейн.
– А потом японские комендоры из-за дыма потеряют цели, а огонь «Аскольда» и «Новика» будет корректироваться с «Трибуца». Таким образом, нам плюс, а им минус, но и это еще не все. У нас есть одно очень мощное оружие, которое будет как раз кстати в данном случае, но что бы его применить, надо будет сблизиться с противником на тридцать-двадцать кабельтовых. Учитывая нашу безбронность, лучше это все делать, когда они нас совершенно не видят. Ну а так устроим японцам такую баню, что мало не покажется… При должном везении Катаока «Трибуц» вообще не заметит.
– Не очень-то и понятно, Сергей Сергеевич, но другого выхода нет, – замявшись, ответил Рейценштейн. – Попробуем сделать по-вашему, а иначе, вы правильно заметили, это будет еще один «Варяг». Начинай, Николай Оттович!
«Новик» выкатился из строя и, набирая скорость, стал забирать влево. Предельно функциональный стальной клин, детище сумрачного германского гения инженеров с штеттинской верфи «Вулкан». Густой дым, низко стелящийся из трех труб, и белопенный бурун под носом. Как там было сказано – пух и прах, прах и пепел. Пока мы разговаривали, дистанция до противника сократилась до ста пятидесяти кабельтовых и появилась возможность визуально разглядеть головные корабли противника. С высокой долей вероятности мателотом японского отряда был бронепалубный крейсер «Икицусима», флагманский корабль вице-адмирала Катаока. «Ах какой хороший, сам пришел…» – вспомнил я отрывок из какого-то анекдота. Ну не Камимура оказался вторым номером в списке героически погибших японских адмиралов, а Катаока – ну и что с того? А торчащая вперед трехсот двадцатимиллиметровая дура с выдающейся скорострельностью в один выстрел в час, вообще сводит риск «Новика» к минимуму. Тем более что ни одна из трех Сим из своего главного калибра за все время службы ни во что так и не попала.
Ну, началось! Забравший влево почти на милю, Новик заложил крутую правую циркуляцию, как раз в эссеновском духе, и к черному дыму из труб добавились густые белые клубы из дымовых шашек. Все, густой дымный занавес стал перечеркивать море. Ветер подхватил дым и повлек его в сторону японских кораблей. Если даже нас и заметили, то через пару минут это будет абсолютно неважно в густой дымной пелене. Кроме того, пришло в голову, что японский отряд управляется ратьеровскими фонарями и сигнальными флагами, а в густой дымной пелене это совершенно невозможно. А «Новик», заложив на этот раз левую циркуляцию, пошел ставить вторую часть дымовой завесы – на этот раз вдоль японского кильватера, загоняя Катаоку в дымный мешок. Ну вот и все, время вышло. Мы с разгона врезаемся в сплошную дымную муть. До рубежа открытия огня остается всего пара минут. В БИУС уже введены характеристики целей и установки взрывателей на бомбах. С другой стороны, артиллеристы внимательно следят за японскими миноносцами, пытающимися по широкой дуге обойти сближающиеся на контркурсах русские и японские крейсера и прорваться к транспортам. Но «Новик» уже закончил ставить дымовую завесу и направился в ту сторону – а это настоящая гроза японских миноносцев, поэтому артиллеристов тоже переключаю на основную цель.
С оглушительным ревом к флагманскому японскому крейсеру уходят реактивные бомбы. В эту какофонию вплетается сплошной грохот наших стомиллиметровых орудий. Две с половиной минуты, шесть бомб и восемьдесят фугасных снарядов. Туда же по нашей наводке бьет «Аскольд». Потом вооружение наводится на следующую цель, а вокруг Икицусимы воцаряется настоящий ад. Радар засекает четыре огромных водяных столба, вставших впритирку к борту обреченного японского флагмана, и множество всплесков помельче. Четыре всплеска – а бомб было шесть; это что, значит, два прямых попадания?! Оглушительный грохот, докатившийся до нас – и японский крейсер исчезает с экрана радара. Явно тонкая душа японской шимозы не выдержала нашей грубости и взорвалась в приступе гнева. А бомбы уже идут на второй крейсер, после чего установка встанет на несколько минут на перезарядку. Но у нас нет возможности рассмотреть, что там творится, и мы переходим к следующему номеру нашей программы – к «Чиоде». Бомбы уходят, и… ни одного прямого попадания, зато два близких разрыва почти под самым бортом. Дымовая завеса редеет и нужно успеть отработать по «Мацусиме» прежде, чем дым окончательно рассеется и наступит полная ясность. Успели – пять близких разрывов реактивных бомб и одно прямое попадание. Ну и артиллеристы добавили свои пять копеек. Выскакиваем из дымовой завесы и оглядываемся – картина маслом! «Мацусима» пылает от носа и до кормы, а «Аскольд», уже по-зрячему, всаживает в него снаряд за снарядом. Наши тренировки в этом походе не прошли даром. Только вот то, что не все снаряды рвутся, составляет определенную проблему. Но вопрос затаптывания японского крейсера в пучину – это вопрос времени, а не огневой мощи или везения. Чуть дальше «Чиода» быстро кренится на левый борт, и кажется – вот-вот случится оверкиль. Похоже, те две бомбы, что взорвались у нее вплотную с бортом, основательно порвали подводную обшивку, и теперь мы имеем мини-титаник. Крен уже такой, что ни о какой стрельбе из орудий не может быть и речи. Стволы одного борта смотрят в воду, а другого – в небо. На «Мацусиме» сильнейший пожар полыхал там, где должна быть дымовая труба, а вот самой трубы не наблюдалось. Ход упал до каких-то пяти узлов, а из клубов черного, как уголь, дыма торчала только единственная мачта с боевыми фор-марсами. А что там поделывают японские миноносцы? Раз, два, три, четыре, пять… все! Эссен там с ними не шутки шутит; но шустрые, гады – уворачиваются и рвутся к транспортам. А вот это они зря! Драпали бы в свой Чемульпо – мы бы и пальцем не шевельнули, а теперь извиняй, если что…
