– Ну что, я не прав? – уверенно крикнул Сергей. – Она! Завидую Ивану Родионовичу у него отличный вкус. – Вера упрямо покачала головой:
– Хороша, но не она. Не забывай, что я говорила с нею два раза, а ты – только раз. Голос не тот. Да и вообще для Ивана Родионовича чего-то не хватает, не знаю, как сказать, оригинальности, быть может.
– Зато у него оригинальности хватит на двоих. Может, так и должно?
– Часто бывает, а все же… – Вера не договорила. Девушки выступали одна за другой, и трудно было решить, какая из них лучше по исполнению, или по красоте сложения, или по тому и другому вместе.
– Да-а, – обескуражено протянул Сергей. – Как на грех, сегодня весь состав у них мастера или перворазрядницы.
– Мастер спорта Серафима Металина выступит без предмета, – раздался голос за экраном.
Черноволосая смуглая девушка выбежала на середину зала, и тотчас же ведущая поднесла к ней микрофон. Камера придвинулась, лицо девушки заняло весь экран, ее необыкновенно большие, показавшиеся темными глаза открыто взглянули на зрителей. Твердый маленький подбородок был задорно приподнят, а бесхитростная улыбка очень располагала к ней.
– Все мы рассказываем о том, как стали гимнастками, и невольно получается так, будто мы какие-то особенные. – Вера так и подскочила на диване.
– Она, это она!
– Погоди, не мешай, – отмахнулся Сергей. – Я еще не уверен.
– Каждая из вас, наши зрительницы, может стать такой же и открыть в себе талант – в ритмике или в силе, гибкости или равновесии. Мы слишком мало обращаем на себя внимания, а наши дорогие спутники жизни – мужчины – говорят, что мы должны украшать их существование. Надо прежде всего украсить самих себя, а это возможно только при долгом и терпеливом физическом воспитании. Гимнастика, танцы, коньки сделают любую фигуру красивой, а здоровье, гибкость, точность и быстрота движений, гордая, прямая осанка несравненно очаровательнее одного лишь красивого лица. Для работы, забавы, для чувства жизни всестороннее физическое развитие так же необходимо, как и для хорошего материнства. Подумайте, как хорошо детям с сильной мамой, не уступающей им в играх, беготне, плавании и умеющей научить их всему этому. Пусть на Западе женщины истощают себя диетой, чтобы затем искусно задрапировывать свои тощие тела в красивые платья. Мне и моим подругам простое платье, облегающее правильную и сильную фигуру, кажется гораздо лучше. Не нужно тех сложных портновских ухищрений, которые отнимают так много времени. Один знаменитый парижский портной сказал, что с его точки зрения идеальная женская фигура – это палка, дающая полный простор искусству драпировки… – Девушка с усилием подавила готовый прорваться смех и продолжала: – Везде, во всех странах, где ценилась подлинная женская красота, а не платье, всегда были особые школы для обучения девушек искусству правильной осанки, гибкости, танцам. Везде, где наши путешественники восхищались женщинами, – в Индии, Индонезии и других странах – женщины носят воду на голове. Эта их работа с детства и до старости вырабатывает и сохраняет великолепную гордую осанку, а простое платье – свободу движений. Вот что я хотела вам сказать. Занимайтесь с детства гимнастикой и танцами, будьте красивыми все без исключения… – Девушка остановилась, чуть смущенная, и закончила: – Это будет так хорошо!
Камера открыла зал. Черноволосая поборница всеобщей гимнастики стояла уже поодаль, в глубине. Она взметнула головой, отбрасывая волосы. Раздались первые аккорды адажио из «Эгле».
Помощники Гирина смотрели на предполагаемую любовь своего патрона, и с каждой минутой в них крепла уверенность, что это – она. Не только отточенное искусство владеть всеми мышцами тела, не только благородная сдержанность движений – в Серафиме Металиной было нечто другое: поэзия, музыкальное совершенство тела, способность так соразмерить и сочетать свои движения, что каждый мгновенный изгиб тела приобретал выразительность мимики лица, одушевленность речи.
– Ну, не ошибся наш Иван Родионович, – восхищенно заявил Сергей, когда с выступлением Металиной закончилась спортивная передача. – Он выбрал из всех ту самую… не знаю уж, как сказать.
– Оригинальную! – сказала Вера.
– Да не в том дело! Оригинальная – это такая, которая нравится немногим, может быть, одному, ну, вот как, например, ты – мне. А ведь она нравится всем!
– Довольно язвить, Сергей, я серьезно. Ее фигура, ну, как тебе сказать, очень женская. Рост невысокий. Такую в платье заметишь не сразу, одетая, она неярка. Вот в нашем институте мужчины увлекаются больше крашеными блондинками в ярких платьях.
– За что и расплачиваются! – изрек студент, делая попытку обнять Веру. – Но я мудр: ты не блондинка и всего лишь в свитере.
Телевизор светился и в квартире Андреевых. Перед ним сидела целая компания. Екатерина Алексеевна, вернувшаяся из Ленинграда, удобно устроилась в кресле и небрежно разминала очередную папиросу.
– Опять куришь, – упрекнул ее муж, все же поднося зажженную спичку.
– Нельзя корить волнующуюся мать, – спокойно возразила Екатерина Алексеевна. – Смотри лучше, девушки-то какие! Неужто не дрогнет ретивое, Леня?
– Не дрогнет. Девчонки даже слишком хороши, но ведь подумай, как нелепо было бы влюбиться в моем возрасте даже в самую лучшую. Или если бы, например, высокоученый наш Гирин влюбился.
– Знаешь, насчет тебя я уверена, а вот Гирин, мне кажется, мог бы. Кстати, мне Ритка туманно намекала насчет него и своей подруги.
– Какая чепуха, Каточек! Тебе всегда приходят на ум сумасбродные вещи. Ты, слава богу, не совершаешь их сама, а хочешь, чтоб такое случалось с друзьями.
– Ну, хорошо, хорошо. А знаешь, эта черненькая, что выступила с речью, умно говорила об одежде.
– И мне нравится происходящее освобождение от лишней одежды, – отозвалась пожилая стройная дама – известная балерина в прошлом. – Подумать только, сколько ткани накручивали на себя наши бабушки, да что бабушки – мамы! Жаль, медленно идет процесс, еще много у нас ханжества, и не научились мы все радоваться красоте тела.
– То, что процесс идет медленно, это естественно, – попыхивая папиросой, сказала Екатерина Алексеевна. – Ведь надо не только научиться видеть красоту. Необходимо, чтобы и тело перестало быть неприличным, а это возможно только тогда, когда оно привыкнет быть открытым.
– Очень по-художнически, Катя, – возразила старая дама. – Как это перевести на простой язык?
– Примерами. Возьмите народы отсталые, живущие в теплых странах. Там принято ходить обнаженными, и отношение к наготе самое равнодушное при полном непонимании красоты тела. Наоборот, на прекрасную свою наготу навешивают нелепые украшения, накручивают проволоку, протыкают носы и губы, чтобы прицепить какую-нибудь ерунду. Очень характерные случаи подметил наш путешественник профессор Пузанов в Судане еще в 1912 году. Красивые суданки, шествуя гордо и свободно, при встрече с европейцем стараются прикрыться, значит, взгляд европейца, вероятно, излишне возбужден их наготой. Чтобы бороться с могучим азиатско-эллинским восприятием красоты тела через Эрос, христиане и мусульмане кинулись вспять, со страхом и ненавистью относясь к наготе. После этого, с позволения сказать, «воспитания» долгое время могли смотреть на обнаженное тело как на запрет, неприличие и в то же время только под специфическим углом зрения. Теперь новый поворот исторической спирали: мы опять стали понимать и видеть красоту тела. Зачем нам идти вспять, как хотели бы некоторые ханжи? Во имя чего? Назад к мракобесию и греху? Что умерло, то умерло, и слава богу. Но нельзя и одним прыжком вернуться в Элладу, как того требуют разные натуристы и нудисты на Западе. Сейчас время не совершенно обнаженного, а открытого тела, не скрывающего красоту своих линий, но еще не настолько ставшего совершенным, не настолько привычного, чтобы показываться нагим. Поживем, вернее, поживут наши потомки в коммунистическом обществе, тогда увидим. А пока считаю, что мы, женщины, должны всегда склонять головы перед отвагой и высокой моралью наших физкультурниц тридцатых годов, смело появлявшихся в своих купальниках перед тогда еще непривычной, невоспитанной в отношении открытости тела толпой.
