Утром греческий флот никуда не отправился. На этот раз ветер вообще перестал дуть. А добраться до Трои на вёслах было нереально.
Агамемнон даже не стал спрашивать жрецов, какой бог ему на этот раз мешает, а собрал всех участников вчерашней охоты и с богатыми дарами отправился в храм Артемиды.
Охотники встали на колени перед статуей богини, и Агамемнон обратился к ней с такой речью:
— Высокопочтеннейшая Артемида Зевсовна, произошло чудовищное недоразумение. Мы случайно забрели в вашу священную рощу. Мы не знали — там было не обозначено. Мы признаём свою ошибку. Ведь признаём же? — Все спутники Агамемнона с готовностью закивали. — Примите наши извинения и эти дары и позвольте дуть попутному ветру. Я не для себя прошу — мы в Трою со святой целью идём, хотим сложить головы, защищая честь нашей родины.
Последние слова он сказал с таким трогательным вздохом, какой не мог не вызвать тошноты или умиления. Но только не у мраморной богини. Она не изменилась в лице и очень холодно ответила:
— Не будет тебе ни войны, ни чести, гнусный браконьер! Ты хоть понимаешь, что натворил? Я эту лань сама вырастила, она у меня с рук ела. Потому ты и подстрелил её так легко, что она не убегала — она людей не боялась, доверяла им. А ты расхвастался, будто льва голыми руками задушил. Какая тебе война — ты только с беззащитными детьми воевать можешь и по чужим рощам шакалить! Убирайся вон и подачки свои забирай — я не нищая и собой не торгую! Проваливай из Авлиды со всей своей шпаной и не мечтай ни о какой Трое! Не будет тебе попутного ветра. Никогда!
Агамемнон перешёл на хриплый шёпот:
— Я об этой лани тоже очень сожалею. Но тут был не умысел, а несчастный случай. Я понимаю, конечно, что эти дары недостаточны, но, может, всё-таки договоримся, а? Как насчёт гекатомбы? Хорошей гекатомбы, настоящей, от какой и батюшка ваш, Зевс Кронович, не отказался бы? Воскурим, помолимся, тризну по безвременно погибшей зверушке справим? А?
Богиня возмущённо фыркнула:
— Ты ещё торговаться будешь?! Ты понимаешь, что эта лань как дочь мне была?!
— Я вас понимаю, Артемида Зевсовна! — с пафосом воскликнул Агамемнон, всплеснув руками. — Я ведь сам отец!
— Ничего ты не понимаешь! Свою дочь убей — тогда и разговор будет!
— Простите, Артемида Зевсовна, я, видимо, не вполне уловил смысл ваших последних слов…
— С ушами плохо? Я, кажется, древнегреческим языком сказала: жизнь твоей дочери в обмен на жизнь моей лани!
Агамемнон беспомощно обернулся, ища поддержки товарищей, но те тоже ничего не могли поделать и только мысленно радовались, что требование богини распространяется на дочь одного лишь Агамемнона.
— Вы просите невозможного! — взмолился он. — Мне для вас ничего не жалко, но что вам толку от смерти моей дочери? Вот гекатомба — другое дело. Давайте рассмотрим альтернативные варианты.
— Альтернатива одна, — каменным голосом ответила богиня, — ты убираешься отсюда и никогда не будешь пытаться идти войной на Трою.
Разговор был окончен, жертвы не приняты.
Когда Агамемнон вышел из храма, на нём лица не было от потрясения.
— Как я объясню жене?! — пробормотал он, обращаясь к Одиссею.
— Жена-то как раз поймёт — войску объяснить будет труднее, — ответил тот.
— Нет, ты её не знаешь. Она так любит детей, что даже ради чести семьи и всей Эллады не позволит их убивать.
Одиссей опешил:
— Ты что, действительно собрался принести дочь в жертву Артемиде?!
— Ну ты же слышал, что она сказала. Иначе никак — это ж понятно.
Конечно, Одиссей это понимал, насколько человек, который пошёл на войну, чтобы сохранить жизнь своему ребёнку, может понять того, кто жертвует жизнью своего ребёнка, чтобы пойти на войну.
Ифигения
Агамемнон оказался в сложном положении, ведь его дочери остались в Микенах под присмотром матери, а она ни за что не согласилась бы прислать дочь для того, чтобы её принесли в жертву Артемиде.
Выход из положения подсказал Одиссей. Ифигении, старшей дочери Агамемнона, уже исполнилось шестнадцать, и Одиссей предложил вызвать её в Авлиду якобы для того, чтобы выдать замуж. Такой повод никак не мог вызвать подозрения, ведь в Авлиде собралось множество завидных женихов. Агамемнон написал жене письмо, в котором сватал Ифигении Ахилла. Холостой полубог действительно был идеальным женихом, от которого не смогла бы отказаться ни одна царевна.
Чтобы слух о готовящемся обмане не опередил гонца, Агамемнон и Одиссей решили держать план в тайне даже от Ахилла. Всех только предупредили, что готовится большое жертвоприношение, которое позволит флоту наконец отплыть в Трою.
Одиссей взялся отвезти письмо и своим общеизвестным красноречием развеять у жены Агамемнона все сомнения, если они вдруг возникнут.
Но никаких сомнений не возникло. Слухи об Ахилле уже дошли до Микен, Клитемнестра, жена Агамемнона, несказанно обрадовалась такой партии для дочки и сразу же стала собирать её в дорогу.
Когда Клитемнестра с Ифигенией, полные радужных надежд, появились в Авлиде, Агамемнон устроил им самый пышный приём, какой только возможно. Войско радовалось их приезду совершенно искренне, ведь все уже знали, что их вынужденное бездействие закончится, как только дочку командира принесут в жертву. Клитемнестра причины общей радости не знала и радовалась вместе со всеми.
Поприветствовав жену и дочь, сказав пару комплиментов обеим, Агамемнон пошёл организовывать жертвоприношение и оповещать войско о готовящемся зрелище, а Клитемнестра, горя от нетерпения, велела позвать ничего не подозревавшего Ахилла.
Агамемнон понимал, что его жена, узнав правду, непременно устроит сцену, попытается сорвать его благочестивые планы и испортит ему настроение. А это было бы совсем некстати, ведь зарезать собственную дочку даже для такого опытного воина, как он, задача необычная и психологически непростая, тут надо подойти к делу спокойно и хладнокровно, ведь он вовсе не хотел причинять любимой дочери ненужные мучения.
Но Ахилл по незнанию всё испортил. Он явился в палатку Агамемнона и, когда Клитемнестра сказала, что хочет познакомить его с Ифигенией, так прямо и ляпнул:
— Это с той, которую сегодня в жертву Артемиде принесут?
В результате, когда Агамемнон вернулся в палатку, он застал там дочку в слезах, жену в истерике и Ахилла в недоумении. Пришлось взять на себя совсем нелёгкое и непривычное дело: объяснить матери, почему её дочь вместо свадьбы должна пойти под нож, — задача, которая и Одиссею не показалась бы простой.
— Ну извини, дорогая, — сказал Агамемнон — Тебе действительно сказали неправду. У нас тут случился небольшой инцидент с Артемидой, так что Ифигению придётся принести ей в жертву. Прости, что не написал об этом — не хотел огорчать, но я собирался сказать сразу, как вы приедете. Просто не успел — столько суеты, столько дел в лагере!
