Эффект от речи Агамемнона превзошёл все ожидания. Он полагал, что сейчас войско возмущённо загудит, раздадутся возгласы «Позор! Никогда! Смерть троянцам!», он уступит воле народа и поведёт его в бой. Толпа действительно всколыхнулась. По морю, состоявшему из тысяч голов, прокатилась грозная штормовая волна.
— Ура! Домой! — заревела толпа, и волна понеслась к берегу.
С радостными криками, потрясая округу топотом ног, счастливые, как школьники, у которых заболела учительница, бойцы бежали к кораблям. Они уже начали спускать их на воду, наскоро складывать палатки и собирать вещи. В одно мгновение на площади остались только Агамемнон и его штаб. Дело пошло совсем не по тому сценарию, какой готовили боги и герои. Так иной раз рушатся самые великие замыслы.
В это время Афина в своём олимпийском дворце, одетая в простое домашнее платье, что-то напевая, ткала красивый расписной плащ. Она с удивлением обернулась на влетевшую бурей Геру.
— Сидишь тут?! — закричала царица богов.
— А чего?
— Чего?! — передразнила Гера. — Ты что, ясновизор не смотришь?!
Она сунула под нос Афине ясновизор, там как раз показывали бегство греков. Лицо Афины вытянулось.
— Ой! — прошептала она. — Ой! — добавила она уже громко, закусив от волнения кулак, и заметалась по дворцу, хватая и на ходу напяливая попадавшиеся под руку доспехи, путалась в ремнях, пытаясь их затянуть, Гера бегала за ней, стараясь помочь, но в результате только мешала.
Наконец, кое-как нарядившись, Афина помчалась к Трое. Увидев там стоявшего в растерянности Одиссея, она бросилась к нему и быстро затараторила:
— Что ты стоишь как пень! Всё дело гибнет! Сделай же что-нибудь, ты ведь такой умный!
Одиссей посмотрел на перепуганную богиню, стоявшую перед ним в небрежно надетых доспехах, в сдвинутом набок шлеме, из-под которого выбивался нерасчёсанный локон. Просьба Афины вывела его из оцепенения и несколько воодушевила.
— Эх, была не была! — воскликнул он, скинул на землю верхнюю ризу, которую, впрочем, тут же подхватил его глашатай, и побежал вслед за войском.
В толпе он отыскивал командиров.
— Да ты ж ничего не понял, — говорил он одним. — Думаешь, Атреич это всерьёз сказал? Ты слышал, как он выразился о Зевсе? Можно сказать такое, не схлопотав тут же молнией по лысине? Ты просто не знаешь, что Агамемнон сегодня говорил на совете. У них всё согласовано. Проверка на вшивость: кто побежит, того под трибунал, удар грома и билет через Стикс в один конец. А ты повёлся на провокацию и людей своих подставляешь. Ты ж знаешь Зевса с Агамемноном — они шутить не будут. Быстро возвращайся, пока они ничего не заметили.
— Трусливая сволочь! — кричал он на других. — Стоять и слушать, когда с тобой говорит царь Итаки! Дерьмом ты всегда был — дерьмом и останешься. Командир здесь один, и это не ты! Развели тут бардак, каждый воображает, что он царь и бог, — не будет такого никогда!
Усилия Одиссея не прошли даром. Бойцы неохотно потянулись обратно на площадь, где их ждал помрачневший Агамемнон, который уже успел пожалеть о задуманном им испытании. Вообще-то идея была хорошая — хотел выявить трусов и выявил. Но правда оказалась слишком нелицеприятной: за восемь лет от боевого духа войска мало что осталось. Тут бы задуматься, можно ли воевать с такими бойцами, но вещий сон так вскружил голову Агамемнона, что, уверовав в помощь высших сил, он начисто потерял чувство реальности.
Площадь снова заполнилась народом. Напряжённую тишину нарушали только вопли Терсита — всем известного крикуна и провокатора. Непонятно, как он вообще оказался в войске, какой идиот призвал его на военную службу: он был хромым, косым, горбатым и плешивым, отличался своеволием и непокорностью, но бойцы охотно слушали его речи, в которых он поносил начальство в самых непристойных словах. Люди не всегда решаются сказать, что они думают, но им приятно послушать, как кто-то делает это за них. Обычно мишенями его насмешек и оскорблений становились Ахилл и Одиссей, но сейчас, когда люди злились прежде всего на Агамемнона, внимательный к настроению толпы Терсит направил поток ругательств на него:
— Чем ты ещё недоволен, Агамемнон? Мало добра на этой войне себе заработал? Не заработал, а наворовал! У нас наворовал — мы воюем и с добычей возвращаемся, а ты себе всё забираешь. Мы же и слова тебе сказать не решаемся! В кого ты нас превратил? Греки мы или гречанки?!
Народ одобрительно шумел.
Терсит говорил неправду: если бы против Агамемнона нельзя было ничего сказать, то и он сам этого не посмел бы — он вовсе не был безрассудным храбрецом. Он говорил так потому, что был уверен в своей безнаказанности, и все знали, что Агамемнон и другие благородные герои никогда не посчитают для себя достойным обижаться на никчёмного горлопана, но людям нравится слышать, что их права попираются, и нравится быть смелыми, когда это ничем не грозит.
— Даже Ахилл стал с тобой трусом, — продолжал разглагольствовать Терсит, — иначе не жить бы тебе после того, как ты его при всех оскорбил. Ты вообразил, что один тут воюешь, а мы просто так поумирать сюда пришли. Мы тебе не мешаем? Вот и оставайся тут один — посмотрим, как ты без нас Трою возьмёшь!
Выхватив скипетр из рук Агамемнона, Одиссей пробился сквозь толпу к Терситу и одним ударом повалил крикуна на землю. Символ царской власти оказался к тому же неплохой дубинкой.
— Ещё раз услышу такое про царей, — рявкнул Одиссей, — будешь с голым задом от меня по всему лагерю бегать!
При других обстоятельствах царь Итаки не опустился бы до этого, но сейчас надо было угомонить народ любыми средствами, и он своего добился: толпа рассмеялась. Люди любят слушать демагогов, так же они любят смотреть, как их бьют. Вот и сейчас они радостными возгласами и рукоплесканиями приветствовали победу царя над калекой. Терсит заплакал и отполз за спины людей. Вид у него был недовольный, хотя Одиссей всего лишь подтвердил его слова: ругать начальство бывает опасно.
Порядок был восстановлен. Народ, хоть и не с первого раза, единодушно жаждал битвы, а командиры готовы были его в эту битву повести. Хорошие вожди всегда исполняют волю народа, это совсем не сложно, нужно только объяснить народу, чего он хочет.
Волнения, вызванные неудачной хитростью Агамемнона, завершились, и прерванный митинг продолжился. Слово взял Одиссей. Он призвал воинов идти в бой и сегодня же захватить, наконец, непокорную Трою, после чего передал слово Нестору. Тот, как обычно, долго и многословно витийствовал, призывая сплотиться вокруг предводителя, отомстить за тайные слёзы Елены, и угрожал трусам смертью и позором. Своим выступлением старик до слёз растрогал Агамемнона, и тот в заключительном слове сказал:
— Мне бы десяток таких советников, как ты, Нестор, и от Трои уже бы камня на камне не осталось. Но не даёт мне Зевс хороших советников. Пока я от него только пакости вижу: позволил мне выйти из себя, поссорил с Ахиллом в самый неподходящий момент. Но я думаю, мы с ним ещё помиримся.
