– Здесь все необычное, – напомнил я. – Как и ваша шляпа.
– Единичное, – уточнил он. – История империи насчитывает пять тысяч лет, сложностей было много, но больше за счет мятежей, переворотов и смены власти…
– Для летописцев это заметнее, – согласился я, – живут при дворце. Хотя, думаю, такое явление, как появление Демона Огня, каким бы прозвищем его ни наделили, было бы все равно отмечено.
– И главное, – сказал он, – было бы сказано, как его победили.
– Или само убилось.
Он вскинул брови, впервые выразив какую-то эмоцию.
– Что, возможно и такое?
– Конечно, – заверил я.
– Что, муки совести?
– Выполнение задания, – уточнил я. – Или чтобы не попасть в руки врага.
Он сказал с неудовольствием:
– Вы еще про неразделенную любовь скажите!.. Нет уж, придется все самим, подсказок не вижу. Ваше величество?
Он смотрел с ожиданием, учтиво склонив голову чуть набок, огромная шляпа со множеством цветных перьев в правой руке прижата к сердцу, настоящий придворный, приближенный к императору.
Я ощутил как неудовольствие в его адрес, предатель наших обычаев, так и слабую благодарность за то, что служит переходным мостиком между двумя культурами, каждая ценна по-своему.
– Ждем, – ответил я коротко, – Чекард только что прислал сообщение, что Демон Огня сейчас прет по каменистой местности. Скорость слегка повысилась, это не болота замащивать камнем, но прибавил не так уж и много.
– Направление все то же?
– Не меняет, – ответил я. – Даже особенности рельефа не сбивают с точного курса. Ориентируется то ли по звездам, он может их видеть и днем, как некоторые муравьи, или по магнитному полю…
Он посмотрел внимательно.
– Магнитному…
Я отмахнулся.
– Да это такое… в общем, птицы по нему улетают за тысячу миль на зимовку, а через полгода возвращаются точно в свои гнезда.
Он кивнул, вполне удовлетворенный.
– Понятно. Вы тоже по этому… магнитному?
– Идите в задницу, – сказал я с сердцем, – любите из меня монстра делать! Я верный слуга Господа!
– Правда? – спросил он с сомнением. – А раньше говорили насчет слуги Церкви…
– Брехать нехорошо, – укорил я. – А еще прынц!.. Прынцам не к лицу брехать, как поповым собакам. Никогда я такого не говорил. Церквей много, еретиков еще больше, а Всевышний один!..
Он сказал фальшивым голосом:
– Ваше величество! Конечно-конечно! Всевышний один, а вы тоже один у нас император.
– На материке еще семеро, – напомнил я.
Он ответил с пренебрежением:
– Вы с ними рядом как волк и семеро козлят.
– Герцог, – прервал я, – продолжайте копать!.. Объявите награду тому, кто найдет хоть что-то насчет Демона Огня или о чем-то похожем. Помните, это мы его так назвали, а в старых летописях он может быть…
Он откланялся с преувеличенной учтивостью, даже танцанул, зная, что это меня раздражает, и ушел, звонко цокая подкованными туфлями, словно сапогами со шпорами.
Вечером нужно выйти на прогулку по саду: так принято, высший свет должен видеть, что император здоров и дееспособен. Здесь не дай бог подхватить даже насморк, сразу же начнется схватка претендентов на трон, пусть уж лучше грызутся за место поближе к трону и моему величеству…
Альбрехт, Норберт и даже граф Келляве еще не вернулись из поездки по окрестностям, заданий всем дал выше крыши, потому на прогулку отправился один. Сопровождающие меня гвардейцы пошли следом, отсекая толпу придворных, которые после прогулки будут полночи обсуждать, кто как и где шел, в какой шляпе и как старался попасть на глаза императору.
Впереди по аллее взметнулись струи фонтанов, слуги из-за кустов наблюдают за моим приближением, подают сигналы, а рабочие открывают что-то типа шлюзов, потому что на фонтаны и так уходит почти половина полноводной реки, потому все фонтаны включают только при моем появлении или в случае особых праздников.
Ветерок донес бодрящий холодок водяной пыли, впереди ряд фонтанов высоко взметнул мощные струи. Далеко за спиной послышалось испуганно-игривое женское взвизгивание.
Сквозь умело рассчитанные разрывы между деревьями и декоративными кустами я заметил на параллельной аллее трех прогуливающихся женщин, в одной узнал Мишеллу Моррисон и, немало не задумываясь, свернул и проломился между кустами на ту сторону.
Женщины охнули, но, узнав императора, испуганно присели, а затем, все поняв – женщины вообще-то понятливые существа, хотя это скорее инстинкт, чем понимание, – подруги Мишеллы поспешно удалились.
Я властно взял ее в объятия, она сложила руки на груди, словно старалась уменьшить размах плеч – у женщин должны быть узенькие, чтобы подчеркнуть силу и мощь мужского сложения.
– Ох, ваше величество…
Я поцеловал ее в шею, она томно закинула голову, словно стесняясь и одновременно давая больше простора моим горячим губам, засмеялась тихо и застенчиво.
Ее мелодичный голос прозвучал для моих ушей как нежная музыка:
– Щекотно… Ваши губы просто обжигают…
– Да я и весь, – сказал я, – как бы весьма… в смысле, горю в вашем присутствии, Мишелла.
Она покосилась по сторонам.
– Ваше величество, нас могут увидеть…
– Я уже не император?
– Но протокол, – шепнула она мне на ухо, обжигая горячим дыханием всю раковину, – даже императоры ему подчинены, потому что сами его составляли…
– Вот пусть они и подчиняются, – ответил я. – А я как бы особый император! Выдающийся. Никаких протоколов не составлял и даже не подписывал.
Она шепнула:
– Да, вы особый император…
– Не знаю, правда, – согласился я, – в какую сторону, но вам, женщинам, виднее, правда?
Я прижал ее к груди, чувствуя это нежное горячее тело, зовущий аромат ее кожи, но она уперлась в мою грудь руками.
– Ваше величество… Такое проявление чувств на публике вам повредит, поверьте. Никто не должен видеть, что вы вот так… выказываете предпочтение…
Я спросил сердито:
– А что, среди моих официальных любовниц должно быть демократическое равноправие?
– Но не такое явное предпочтение, – пояснила она.
Я посмотрел по сторонам – свита не решилась ломиться за мною, топча цветы и газон, а пока обойдут, хоть и бегом, мы все еще наедине или почти наедине.
– Мишелла, – сказал я с неловкостью, – мы на Севере привыкли к другим отношениям. У нас там, уж простите, даже короли женятся только на одной! И никаких, представьте себе, официальных любовниц!..
