– Увы, ваше величество. Скажу честно, порыться пришлось, мы там все пересмотрели, отобрали немногое, но и в этих бумагах только слухи о чем-то смутно близком. Отношение в записях, я бы сказал, к нашему чудовищу, слишком приблизительное.
Хрурт то и дело открывал двери перед моими вое-начальниками, прибыли граф Келляве, Рокгаллер, Кенговейн. Последним явился сэр Альбрехт, и все взоры моментально обратились к нему.
Сегодня он в длинном, почти до колен, распашном кафтане, здесь именуемом жостокором, от плотно посаженных в два ряда золотых пуговиц идет сияние, плечи и грудь украшены цветными вставками, рукава заканчиваются длинными манжетами, красно-розовыми, из-под них, в свою очередь, высовываются на ладонь еще и белоснежные кружева рубашки, нежные, как морская пена.
Верх груди от горла и до живота прикрывает пышное жабо рубашки, сам Альбрехт выглядит вполне южанином, только плотный загар и суровость во взгляде выдают полевого командира, да еще два кармана на жостокоре – это уже точно требование к портному самого Альбрехта. У местных карманов нет, это слишком утилитарно, местный вельможа предпочтет, чтобы за ним таскалась толпа бестолковых слуг, чем положит нужную вещицу в карман и понесет ее сам.
Шляпу он снял сразу и, красиво помахав перед собой, картинно прижал к груди, и она закрыла его, как большой рыцарский щит.
Армстронг поклонился и со всей деликатностью вышел в коридор – к моим близким не принадлежит, – а я окинул Альбрехта оценивающим взглядом.
– Неплохо смотритесь, дорогой друг. Весьма как бы это вот. Сочетание в нашем смысле слова их одежки с нашими потребностями.
Рокгаллер, привычно утирая красное распаренное лицо платком, пророкотал со свойственным ему добродушием:
– Потребностями тоже в нашем смысле слова, ваше величество. А то у них все потребности в охоте на баб, как будто охота на оленя не слаще!..
Келляве пробасил:
– Золотые слова, дорогой друг!.. А что говорить про войну, там вообще только сплошное удовольствие, ликование и чистая незамутненная радость без всяких баб…
– Это местным недоступно, – поддержал их Кенговейн и зябко передернул плечами. – Даже не представляю, как это прожить всю жизнь и ни с кем не подраться?.. Это уже и не человек вовсе… Не мужчина уж точно.
Рокгаллер окинул Альбрехта оценивающим взглядом.
– Но сэр Альбрехт вроде бы еще мужчина, – сказал он с сомнением. – Не может он вот так быстро… Хотя вниз камень кувыркается быстрее, чем на гору…
Альбрехт горделиво откинул голову назад и ухитрился посмотреть на Рокгаллера свысока, хотя тот на полголовы выше.
– А это вот, – сказал и провел рукой по перекинутой через плечо расшитой перевязи, настолько украшенной, что уже не перевязь, а отделка жостокора, – как думаете, для чего? И вот эти кольца?.. Подсказываю, здесь крепятся ножны меча. А ваши где?
Рокгаллер широко и добродушно заулыбался.
– В таком костюме и с мечом?.. Не веселите народ, сэр Альбрехт. Похоже, здесь мы влипли. Ладно, у вас новости по Демону Огня?
Я сказал сварливо:
– Да садитесь все, что вы как застоявшиеся кони?..
– Да, – сказал Альбрехт, – а то упадете от таких новостей. Вот вам самый расширенный доклад от разведчиков. Демон Огня курс держит прежний. Все так же ломится через лес, вызывая лесные пожары, но, когда впереди болото, скорость резко падает…
Келляве уточнил:
– А если болото глубокое? Бывают, говорят, вообще бездонные, как тогда?
– Если такие и есть, – ответил Альбрехт, – то не попались. Ползет и ползет, сволочь!
– Через болото? – спросил сэр Келляве. – А мог бы обойти…
– Или не хочет, – ответил Альбрехт, – или не может. Прет все так же в огне, будто по сухому лесу! Хотя что может гореть в болоте, где одна сырая гниль?
– И не тонет?
– В том-то и дело, сзади из огня и дыма выходит, и остается такая же полоса из раскаленного камня!.. Откуда только его берет?
Я промолчал, мне-то понятно, а им не объяснишь ни в терминах Средневековья, ни в терминах Возрождения.
Они молча ждали, пока я вчитывался в расплывчатые определения и описания, – ожидают ясных и четких указаний, после которых все будет.
– Наибольшая скорость, – уточнил я, – когда идет по ровной поверхности, пусть там даже камни?
Альбрехт ответил осторожно:
– Вроде бы не замеряли, там и так все очевидно. Все больше удивляются, как прет через болота. Там бывают, как говорит сэр Гастон, совсем бездонные…
– Он что, строит мосты?..
– Может быть, это мосты… толщиной в ярды, нам это не проверить, либо вообще кладет свою плиту до самого дна. Тоже не проверяли. Но скорее всего замащивает все и целиком.
– Почему?
– Если бы делал только мосты, – объяснил он, – двигался бы с одной скоростью через все болото, а так либо ползет едва-едва, либо ускоряется. Значит, где-то ямы очень глубокие.
Кенговейн вздохнул.
– Но ползет, сволочь. Ползет…
Келляве сказал глубокомысленно:
– Я уж думал яму глубокую выкопать перед ним. Чтоб упал и не выбрался…
Альбрехт покачал головой.
– Выберется, – сказал он со вздохом. – А яму замостит. Похоже, ему всякие ямы попадались.
Все замолчали, смотрели на меня в ожидании решений, и я в который раз ощутил то самое неудобство, словно самозванец на троне, от которого требуют мудрых решений.
– Продолжаем наблюдение, – выдавил я с трудом, чувствуя, что кто-то да заметит мое бессилие. – У нас еще есть время… Мы все решим и все уладим. Все свободны!
Когда они ушли, я тоскливо смотрел вслед и надеялся, что не заметят бесполезность нашего короткого брифинга. Но нужно хотя бы делать вид, что собираемся и что-то решаем.
Поздно вечером слуга вошел в покои неслышными шагами и, двигаясь вдоль стены, как призрак, погасил все свечи, оставив только одну дальнюю на ночном столике у ложа.
Я поднялся из-за стола, чувствуя, как застыли мышцы от долгого пребывания в одной позе, почти с отвращением сбросил перевязь с мечом в кресло, мог бы и раньше, двинулся через спальню в направлении к ложу, оставляя за собой дорожку, как Ганс и Гретель, только не из хлебных крошек, а из сброшенных сапог, рубашки и брюк.
Но едва рухнул в постель, заглянул Хрурт, окинул взглядом спальню и, повернувшись к кому-то в коридоре, кивнул.
Дверь распахнулась шире, через порог торопливо переступила женская фигура в длинном до пола плаще. Капюшон надвинут до самого подбородка, но хоть видно, куда ступают ноги.
Хрурт неслышно прикрыл дверь, я ощутил, как он отошел на цыпочках к противоположной стене коридора.
