– Вы насчет охраны причальных пирамид распорядились вовремя, но поздновато. Некоторые сепаратисты, пользуясь неразберихой в связи с появлением Багровой Звезды, поспешили разрушить их в своих королевствах. В остальных, где мы высадили свои отряды, там все в порядке, охрана бдит. Но на все причальные пирамиды нашего войска не хватит!
– Ужесточим карательные меры, – сказал я. – Те короли, при попустительстве которых пирамиды уничтожены местными буянами, будут караться смертной казнью через повешение у них же на воротах дворца!..
Альбрехт заметил:
– Это не попустительство, ваше величество. Пирамиды – слишком громоздкая штука, чтобы их уничтожили какие-то буяны. Над разрушением должны поработать умелые и многочисленные бригады, а такое можно только по прямому приказу короля…
– Карать беспощадно, – велел я. – Права общества выше прав человека!.. Пока человек не станет общественным.
– Я отправлю своих людей, – предложил Келляве. – Прошу поручить мне самое мятежное королевство! Я приведу его в чувство.
– Одобряю, – ответил я. – Воевать здесь не очень умеют, а с толпами мятежников ведите себя без жалости. Никакого гуманизма, здесь его толкуют как слабость!.. Помните, мы явились с Багровой Звезды Зла. Все должны разбегаться, увидев только, как вы нахмурились!
– Сделаем, – пообещал он. – Позвольте идти собирать отряд?
– Действуйте, – разрешил я.
Он с озаренным ликованием лицом поднялся, даже доспехи заблестели радостно и сверкающе, сказал громовым голосом:
– Ваше величество!
Как только дверь за ним захлопнулась, Альбрехт пересел ближе и развернул на столе карту с множеством пометок красным.
– Вот здесь конфликты…
Ближе к вечеру, когда моя армия уменьшилась больше чем наполовину, я вернулся во дворец и, поднявшись в кабинет, рухнул в кресло с таким ощущением, что весь день таскал мебель из одного корпуса в другой.
Крепкий кофе чуть освежил мозги и тело, некоторое время еще поработал с бумагами, наконец Переальд, сменивший Хрурта у двери моих апартаментов, вскочил со стульчика, выпрямился.
Я заметил его набыченный вид, поднял от стола голову.
– Что там?
Он сказал быстрым шепотом:
– Вас долго не было, а уже ночь… Ульман говорит, пришла эта, которая официальная…
– Эта которая? – спросил я, стараясь вспомнить, какая из них какая. – Высокая и с вот такими?
– Ага, – ответил он, – с синими волосами!
– Где ждет, в приемной?
– Нет, прошла прямо в спальню…
Я малость опешил, кивнул молча и быстрыми шагами пересек кабинет. Периальд едва успел толкнуть дверь, стараясь не допустить позора, когда сам император будет открывать себе.
В глубине спальни торопливо поднялась из кресла Жанна-Антуанетта, светлая и чистая, как рыбка, вся в голубом, под цвет глаз и волос, присела в поклоне, шурша ворохом платьев.
– Ваше величество…
Я спросил встревоженно:
– Что-то случилось, маркиза?
Она ответила из глубокого приседа:
– Герцогиня велела идти сегодня мне…
– У вас что, – спросил я, – дежурство?.. Мало ли чего велела герцогиня. Она не разводящая караула. Вы можете встать, маркиза. Герцогиня не распоряжается такими вещами, как случка с императором.
Ее щеки покраснели, выпрямилась и сказала торопливым шепотом:
– Я сама едва упросила!.. Ваше величество!
– А-а-а, – протянул я, – это чуть меняет дело, хотя и не понял, в какую сторону. А что случилось, маркиза?
Ее глаза на миг стали фиолетовыми, но снова обрели небесно-голубой цвет, даже засияли так, что от них пошел свет, правда я предпочитаю более теплые цвета, почему-то не жажду встретить женщину с красными глазами.
– Ваше величество, – сказала она быстро, – по двору пойдут слухи, если вы не… Я должна быть консуммирована вами, чтобы пресечь разговоры.
Я вздохнул.
– День был тяжелый, маркиза. Если все дело в государственной необходимости, то вон моя койка. Раздеваться, как я понимаю, в таких случаях женщины умеют и сами?
– Могу позвать служанок, – предложила она.
– Обойдемся, – буркнул я. – Утром нас узрят принц Кегельшир и принцесса Джеззефина, этого достаточно.
Она поняла по моему голосу, что к сантиментам я не расположен, покорно прошла к роскошному ложу, сбросила платье-халат на спинку кресла и молча скользнула под одеяло.
Я так же молча разделся и рухнул на свою половину, чувствуя тяжесть во всем теле. Говорят, усталому коню и ухо тяжелое, а сейчас я как два коня, набегался и наскакался, будто не император, а король какой-нибудь Итаки, которую и на карте не найти, но своего короля имеет.
– Ваше величество?
– Сейчас приступим, – пообещал я обреченно, – маркиза, вы пока сами… что, не умеете?.. А еще культура, эпоха Просвещения!.. Далеко этой империи до той самой культурной революции, которой лучше бы и не было. Ладно, щас…
У Жанны-Антуанетты больше старания, чем опыта, да и какой опыт у здешних женщин, он весь ограничен умением лежать на спине. Не все даже ноги догадываются раздвинуть, со многими добродетельными дурами это приходится делать самому.
Это и называется «отдаться», когда женщина вручает себя в руки мужчины для удовлетворения его телесных нужд. Такое считается как на Севере, так и здесь, на Юге, крайней степенью разврата, за незнанием чего-то еще и финтифлюшечного.
Впрочем, мне эта простота нравится больше, чем крайняя раскрепощенность женщин моего прошлого мира. У тех очень завышенные требования насчет долгих и сложных прелюдий, да и вообще, стараются усложнить процесс всякой нам ненужной вбоквельностью. Это не нравится даже бабникам, а настоящие мужчины, что грезят о войне, карьере или бизнесе, вообще не любят увязать в этом болоте, где все вообще-то элементарно просто и любые дороги ведут к одинаковому, как устилающие двор плитки, финалу.
Потому процедурный вопрос с Жанной-Антуанеттой закончили быстро ко взаимному удовлетворению обеих сторон. Она уверенная, что все сделала правильно, а я довольный, что не пришлось ничем заниматься еще и помимо простого и ясного как божий день коитуса.
Можно было бы обойтись и без вязки, но такое человечное поведение вызывает непонимание и подозрение. Как это самец и самка в одной постели и не? Пусть даже в разных, но если можно, то что это с ним не так?
Утром проснулся с мыслью, что Демона Огня нужно постараться остановить в любом случае все же как можно раньше. Мои как бы беспечные заверения, что он делает нужную нам имперскую дорогу, от растерянности, но это один Альбрехт понял или ощутил, я всегда стараюсь держаться гоголем, хоть у меня и нет такой роскошной шляпы.
