Чекард время от времени подбегал ко мне за инструкциями, я пояснил с некоторым чувством вины:
– Каждый человек в чем-то да виноват, понимаешь? И дело не только в первородном грехе… Каждого можно упечь за решетку, но это капец обществу, потому придумано прощение, амнистии и вообще так презираемое миролюбие, которое мы, герои, считаем признаком трусости.
Он спросил озадаченно:
– Тогда как…
– Но не во время военного времени, – пояснил я. – В трудные времена права общества выше прав простого человечка. И ради общества приходится, согласно общественному договору, простого человечка давить и лишать.
– А-а, – протянул он, – вот почему простой человек так любит мир и благолепие?.. Ну да, им неведомо упоение в бою…
– И бездны мрачной на краю, – договорил я и поперхнулся от струйки горячего дыма, что занесло к нам наперекор ветру. – Успели…
Уже не только юго-запад, половина неба охвачена багровым заревом, отчетливо просматривается и оранжевое пятно в центре, там еще за стеной деревьев движется в нашу сторону ужасающий терраформер.
Тюремщики торопились привязать последних преступников, а те наконец поняли, зачем их везли так далеко, начались крики, вопли, проклятия, угрозы, мольбы.
Голубое небо над верхушками ближайших деревьев начало обретать недобрый багровый оттенок, окрасилось в оранжевое пламя. Порыв ветра донес новую порцию хлопьев пепла, воздух стал невыносимо горячим.
Сердце стучит тревожно: а вдруг терраформер, наткнувшись на препятствие, в самом деле развернется обратно, да не совсем обратно, а пойдет отсюда под углом и начнет наугад новую и такую бесполезную сверхмагистраль, нелепую по своей ширине…
Кони храпели и пытались вырвать поводья из рук, разведчики по моему кивку поспешно увели в сторону, а мы с испуганными и присмиревшими тюремщиками отступили дальше, оставив впереди привязанных к деревьям.
Кроны с той стороны, откуда идет терраформер, вспыхнули, словно хорошо просушенное сено. Огонь сбежал по стволам, но не успел вгрызться в кору, как в просветах между деревьями страшно заблистало оранжевым, словно совсем близко восходит раскаленное солнце.
Жар стал сильнее, я видел раскрытые в ужасе рты привязанных к деревьям, но треск и рев огня заглушил крики.
Последние деревья вспыхнули на пути раскаленной пирамиды. Терраформер выдвинулся во всей ужасающей красе и мощи: исполинский, оранжевый и блистающий, как солнце.
На его корпусе ни следа обжигающего его чудовищного жара, словно он из нейтронной звезды, для которой и жар недр нашего Солнца вроде свечи за милю отсюда.
Двое из привязанных к деревьям перестали дергаться и повисли на веревках. Остальные отчаянно рвутся из стороны в сторону, не столько пытались освободиться, как просто ведомые ужасом, отворачивают головы от невыносимого жара.
Я задержал дыхание, что же не останавливается, люди же гибнут, или у него установка жалеть только детей, а это взрослые, если привязались к деревьям, то сами за это и отвечают, это их право жить или умереть.
Еще один перестал дергаться и повис, как тряпичная кукла, но терраформер продолжает так же неумолимо переть вперед.
Чекард сказал с азартом:
– Он не остановится, пока всех не заберет!.. Ваше величество, вы правильно сделали, что принесли ему такую большую жертву!.. Все равно преступники!.. Это лучше, чем девственниц…
Я промолчал, сцепив челюсти и чувствуя сильнейшее опустошение в душе. Заключенных не жалко, в войнах гибнет во много раз больше совсем невиновных и достойных людей, но вот то, что терраформер не останавливается…
Еще двое перестали дергаться и не показывают признаков жизни, жар все сильнее, сейчас вспыхнут трава и кусты, а затем деревья сгорят вместе с привязанными к ним людьми.
Чекард вскрикнул:
– Что это с ним?
Терраформер остановился, земля под ним не просто расплавленное красное месиво магмы, а уже кипит оранжевым. Он беспокойно двинул средней и верхней частью из стороны в сторону, я не вижу его сенсоров, но явно как-то смотрит, оценивает, делает выводы и принимает решение.
Чекард заорал:
– Ищет другую дорогу!
– Подай своих наперерез, – велел я быстро.
– Хорошо, – крикнул он. – На той стороне тюремщики с подводами!
Терраформер издал страшный скрежещущий звук. В небе две птицы сложили крылья и рухнули камнями, но, думаю, это не акустический удар, хотя не исключено, просто попали в струю невыносимо перегретого воздуха.
Страшный звук повторился, я услышал в нем тоску и отчаяние, хотя, конечно, это я со своим человеческим восприятием и толкованием так услышал, на самом деле какой-то аварийный сигнал… хотя это тоже мое человеческое толкование.
Терраформер перестал вращать башней, заметно качнулся, но тут же выровнялся и… я не поверил глазам, начал укорачиваться.
Чекард через минуту оказался рядом, прокричал ликующе:
– Он тонет!.. Тонет в своем огненном болоте!
Я выждал несколько секунд, сердце тоже застыло и не бьется, страшась спугнуть удачу, наконец, проговорил с трудом:
– Похоже… мы победили…
– Ваше величество! – прокричал он счастливым голосом. – Ваше величество!.. Вы его победили!.. И всего-то с десяток преступников, которым все равно отрубили бы головы! А так хоть польза…
Терраформер уходит в расплавливаемую им землю все быстрее, осталась одна верхушка, там внезапно и резко блеснул огонек, я ощутил резкий укол в груди.
Сердце встрепенулось, словно от разряда, в голове пронесся вихрь мыслей и образов, будто вдунули в одно ухо все знания мира, а из другого благополучно вылетели, и тут же скошенная вершинка пирамиды исчезла под волнами раскаленной магмы.
– Проверь, – велел я с сильно стучащим сердцем Чекарду, – вдруг кто остался жив.
– Добить?
Я покачал головой.
– Думаю, если правильно провести беседу, в монастырь точно уйдут замаливать грехи. Но я не умею. Разве что ты?
Он отшатнулся.
– Ваше величество! Я что, похож на такого?
– Если только в анфас, – сказал я.
– Ваше величество!.. Да и вообще… Ножом по горлу проще разок, чем пилить толстые веревки!.. Там такие узлы, зубами не развязать!
– Отпустим, – велел я. – Пусть несут весть о нашей победе. Милосердным быть экономически выгоднее.
Глава 10
К моему облегчению, только двое задохнулись от жара и дыма, еще пятеро потеряли сознание, но пинками и затрещинами их привели в чувство, стонут, головы раскалываются от угарного дыма. Остальные только обгадились в ужасе, но, похоже, все видели до самого конца.